– Придется вернуться по просьбе студентов.
– А в вашем деле нет обязательного возраста ухода на пенсию? – спросил Ральф.
– Для меня сделали исключение.
– Сделайте себе такое одолжение, – сказал Ральф. – Уходите, и уходите не оглядываясь. Я сделал это десять лет назад, и только тогда понял, что такое настоящая жизнь.
– Думаю, для меня это уже позади.
– Вы ведь накопили что-то на черный день? С помощью Эйприл и все такое?
– Стыдно даже говорить об этом, – сказал Алан, поворачиваясь на сиденье. – А вы пользовались услугами Эйприл?
– У меня есть свой маклер. А почему вы считаете, что стыдно об этом говорить? Она что, так преуспевала? – Он посмотрел на мое отражение в зеркале, словно вычисляя что-то в уме. И я, кажется, догадался, что именно.
– Она слишком преуспевала, – сказал Алан.
– Друг мой, наверное, речь идет о двухстах тысячах или что-нибудь в этом роде? Ведите правильный образ жизни, следите за расходами, вложите часть в надежные акции, и вы обеспечены до конца жизни.
– О восьмистах, – сказал Алан.
– Простите?
– Она начала с грошей, а оставила после себя восемьсот тысяч. Вот об этом-то мне и неловко думать.
Я посмотрел на отражение Ральфа. Глаза его чуть не вылезли на лоб. За спиной слышно было тяжелое, прерывистое дыхание Марджори.
– И что вы будете делать с этими деньгами? – спросил наконец Ральф.
– Думаю, оставлю их общественной библиотеке.
Я свернул за угол на Хиллфилд-авеню, и перед нами замаячило серое здание бюро братьев Тротт. Изящные башенки, окна-фонари и огромное крыльцо делали его похожим на домики с рисунков Чарльза Адамса.
Свернув с дороги, я подъехал к входу.
– Что будет дальше? – спросил Алан.
– Нам дадут время побыть с Эйприл, – сказал Джон, вылезая из машины. – Потом гражданская панихида или прощание, или как там они это называют.
Отец его заерзал на сиденье, пробираясь к краю.
– Подожди, подожди, Джон, мне не слышно, – Марджори пробиралась вслед за мужем. Алан Брукнер вздохнул, открыл дверь и легко вылез наружу.
Джон повторил все, что только что сказал.
– Потом что-то вроде службы, а затем мы поедем в крематорий.
– Решил все упростить, да? – переспросил Ральф.
Джон уже шел к лестнице.
– О, – воскликнул он, занеся ногу над первой ступенькой. – Должен предупредить вас заранее. Во время первой части церемонии гроб будет открыт. Директор бюро решила, что нам это понравится.
Я услышал, как Алан резко вдохнул воздух.
– Я не люблю открытые гробы, – сказал Ральф. – Что надо делать? Подняться и поговорить с этой особой?
– Хотелось бы мне поговорить с этой особой, – сказал Алан. В этот момент он казался самым несчастным человеком на свете. – Некоторые другие культуры предполагают, что живые могут спокойно общаться с мертвыми.
– Да? – переспросил Ральф. – Вы имеете в виду Индию?
– Пойдемте, – Джон начал подниматься по ступенькам.
– В индийских религиях все обстоит несколько сложнее, – сказал Алан. Они с Ральфом обошли вокруг машины и начали подниматься вслед за Джоном. До меня доносились лишь обрывки их разговора.
Марджори тревожно посмотрела в мою сторону. Я явно вызывал у нее какие-то опасения. Наверное, все дело было в огромных «молниях» на моей японской куртке.
– Пойдемте, – сказал я, предлагая ей руку.
Марджори схватилась за мой локоть, как птичка хватается коготками за жердочку.
