– Не знаю, – сказал я.
– Мама, – громко произнес Джон, входя в гостиную с кухни с бокалами на подносе. – Тим понятия не имеет, как выглядел Грант Хоффман.
– Это так, – сказал я. – Я здесь совсем недавно.
– Сделай себе выпить, сынок, – посоветовал Ральф. – Сейчас как раз час расслабления и смирения с действительностью.
– Так они называют это время в нашем центре – час расслабления и смирения, – сказала Марджори. – Очень мудро, не правда ли?
– Я сам приготовлю себе выпить в кухне, – сказал я и, проходя мимо, невольно кинул взгляд на полотно Вюлларда.
Только одна фигура на холсте – маленький мальчик – смотрела словно бы на зрителей. Все остальные – женщины, служанки, другие дети – были поглощены происходящим на пикнике. Мальчик, который смотрел вперед, сидел один в густой траве в нескольких дюймах от столба яркого света. Он находился примерно в дюйме от центра картины и от женщины, которая, повернувшись к чайному сервизу, загораживала часть веток можжевельника. Но как только я увидел этого ребенка, он стал для меня центром картины – темноволосый мальчик лет семи-восьми, глядевший несчастными глазами прямо на меня. Он словно понимал, что сидит за рамкой картины, весь смысл которой был заключен внутри его.
– Тим здесь только для того, чтобы восхищаться моей коллекцией, – сказал Джон.
– О, эти картины так прекрасны! – воскликнула Марджори. – Особенно вон та – красная.
Я прошел в кухню и налил себе стакан содовой. Когда я вернулся, Марджори и Ральф говорили о самом несчастливом периоде своей жизни. Видно, все, что произошло сегодня, вызвало у них эти воспоминания.
– Я никогда этого не забуду, – сказала Марджори. – Я думала, что тут же умру на месте.
– Этот человек на пороге, – подхватил Ральф. – Я знал, в чем дело, еще когда услышал, как к дому подъезжает машина. Он вышел и постоял перед домом, убеждаясь, что попал по нужному адресу. А потом из машины вылез второй – сержант – и передал ему флаг. Я не знал, что делать – заплакать или дать ему по физиономии.
– А потом нам вручили телеграмму, в которой все было написано черным по белому. «Капитан специального подразделения Джон Рэнсом погиб смертью храбрых при Лэнг Вей».
– Никто не знал, где я, – пояснил Джон. – И другого убитого парня приняли за меня.
– Чудовищное разгильдяйство, – воскликнул Ральф. – Если бизнесмен совершает такую ошибку в делах, он сразу разоряется.
– Удивительно, что подобных ошибок было не так уж много, – возразил я.
– Если хотите знать мое мнение, Джона должны были наградить серебряной звездой, если не медалью за отвагу, – сказал Ральф. – Мой мальчик воевал как настоящий герой.
– Но я ведь остался жив, – сказал Джон.
– Ральф сорвался и рыдал, как ребенок, когда мы обо всем узнали, – вставила Марджори.
Ральф не обратил внимания на слова жены.
– Я действительно имею в виду то, что говорю, сынок, – продолжал он. – Для меня ты настоящий герой, и я очень горжусь тобой. – Поставив на столик пустой стакан, он поднялся и подошел к сыну. Джон покорно встал и позволил отцу обнять себя. Ни тот, ни другой не особенно привыкли к объятиям.
Когда отец отпустил его, Джон сказал:
– Почему бы нам всем не поехать куда-нибудь пообедать? Уже самое время.
– Вот это по мне, – воскликнул Ральф, напомнив мне на секунду своего сына. – Общайся с отцом, пока он здесь – так будет не вечно.
Когда несколько часов спустя мы вернулись из «Джимми», я сказал Джону, что хочу прогуляться. Ральф и Марджори решили немного выпить на сон грядущий, а я вышел из дому, взял из багажника дело Уильяма Дэмрока и пошел под усыпанным звездами небом к дому Тома Пасмора.
Часть седьмая
Том Пасмор
1
Из колонок Тома доносилась знакомая музыка – хрипловатый тенор саксофона играл мелодию «Звездной пыли».