– Хотите взглянуть?
Я приспособил угол наклона трубы под свой рост и приник глазами к латунному окошку. Это было все равно что смотреть в микроскоп.
Поразительно близко от меня смотрели друг на друга Хоган и Фонтейн. Я мог бы, если бы захотел, читать по их губам. Фонтейн выглядел подавленным, а Хоган буквально излучал гнев. С каплями дождя, блестевшими на лице, он был как никогда похож на героя кинофильмов сороковых годов. Интересно, что он думает по поводу кончины Билли Рица? Хоган повернулся к офицеру, который обнаружил тело. Я передвинул телескоп на Фонтейна, наблюдающего за работой санитаров.
– Надпись красная, – сказал Гленрой. Я по-прежнему смотрел на Фонтейна, который теперь разглядывал надпись на стене. Я хорошо видел его лицо.
– Правильно, – сказал я Гленрою.
– А в другой раз – за отелем – разве она не была черной?
– Кажется, да.
Фонтейн, вероятно, тоже сравнивал две надписи. Повернувшись, он посмотрел через улицу, в переход, в котором убили трех человек. С кончика носа Пола стекали дождевые капли.
– Забавно, что вы упомянули о Монти Лиланде, – сказал Гленрой.
Я оторвался от телескопа, и Фонтейн снова превратился в маленькую промокшую фигурку на тротуаре, среди других таких же фигурок.
– Почему это кажется вам забавным?
– Он занимался примерно тем же, чем Билли. Вы что-нибуд1 знали о Монти Лиланде?
– Он был одним из информаторов Билла Дэмрока.
– Это правда. Больше он ничего особо из себя не представлял.
– Билли Риц тоже был информатором?
– Я уже говорил вам – этот человек стоял посредине, он был посредником.
– Чьим информатором он был?
– Этого лучше не знать, – Гленрой поднял трубу телескопа. – Шоу закончено.
Мы вернулись в гостиную. Гленрой включил лампу у стола и сел.
– А как вы оказались здесь, под дождем?
– Пол Фонтейн возил меня посмотреть могилу Боба Бандольера, а когда мы ехали назад, ему передали сообщение об убийстве. Он был не в очень хорошем настроении.
– Он хотел сказать вам – о'кей, пусть он это сделал, но теперь он мертв и оставьте его в покое?
– Да, – ответил я, – и теперь я начинаю понимать почему.
Гленрой выпрямился в кресле.
– Тогда лучше следите, с кем разговариваете.
Пластинка закончилась, и Гленрой встал, чтобы перевернуть ее. Комнату заполнили звуки песни «День и ночь». Гленрой стоял у полок с пластинками, глядя в пол, и слушал музыку.
– Бен неподражаем, – сказал он.
Я подумал было, что сейчас он снимет напряжение, рассказав мне какой-нибудь анекдот о Бене Вебстере, но Глен только раскачивался в такт музыке, обхватив себя руками за плечи.
– Предположим, в районе стадиона убьют какого-то доктора, – сказал он. – Я не говорю, что так и будет – но предположим. Предположим, ему перережут горло в туалете. – Он взглянул на меня, и я кивнул, призывая его продолжать. – Предположим, я – парень, который любит время от времени ходить на футбол. Предположим, я был там в тот день и, возможно, видел знакомого парня. Его зовут, ну, например, Бастер. Бастер – не самый стоящий парень. Когда он не ворует по чужим домам, то обычно напивается в стельку. А теперь предположим, что, возвращаясь от столика с закусками, я вижу этого Бастера скрюченным под лестницей. И если бы я не знал его и его привычки валяться пьяным, вообще не понял бы, что под лестницей лежит человек, а не куча тряпья. – Я кивнул. – А теперь предположим, что детективы узнают о том, что Бастер был на той игре и докапываются до того, что он сидел в Джолиет за убийство парня в баре, а когда детектив попадает к нему в дом, он находит в ящике бумажник доктора. Как вы думаете, что произойдет потом?
– Думаю, Бастер признается и получит пожизненное заключение.
– Звучит неплохо. Для придуманной истории, – добавил Гленрой.
Я спросил Брейкстоуна, не знает ли он номер, по которому можно вызвать такси. Он взял со шкафа визитку и протянул мне, но когда я хотел взять ее, на секунду отвел руку.
– Надеюсь, вы понимаете, что я ничего не говорил, а вы ничего не слышали.
– Меня вообще здесь не было, – сказал я, и Глен отпустил карточку.
