– С извинений, – неожиданно для себя самой ответила я. – Прости, что оставила тебя в лощине. Что не приложила чуть больше усилий, чтобы спасти тебя. И хотя, похоже, я все-таки сделала верный выбор, но он дался мне непросто и стал причиной многих бессонных ночей.
– Думаю, извиняться должен я, – медленно произнес Атос. – Мне всегда твердили: «Слушай свое сердце!», но тот единственный раз, когда я пошел у него на поводу, едва не стоил мне жизни. Я не поверил тебе, оттолкнул тебя и вляпался в дерьмо небывалых размеров.
Казалось, я должна была испытывать чуть больше радости. Вот он, тот волшебный миг, знакомый любой женщине, когда можно воскликнуть в одно слово: «Я-же-тебе-говорила!». Но, увы, не почувствовала почти ничего. Атос взглянул на меня из-под взлохмаченной челки, как делал раньше, явно ожидая ответа.
– Твои слова много значили для меня. – Я старалась говорить так, чтобы не обидеть друга. – Но они были бы ценны именно тогда, в Сиазовой лощине, когда ты был Волком, а я – Лисенком. А сейчас я и сама не знаю, кто я. Но рада, что мы с тобой сошлись во мнении, что Алайла была сукой.
Атос поморщился от грубости, и все те злость и обида, которые копились у меня внутри под толстым слоем чувства вины, наконец прорвались наружу, подобно извержению огромного вулкана.
– Слово «сука» тебе не понравилось? Серьезно? Ты что, намерен защищать эту дрянь даже после того, как она уничтожила целый регион на севере? Заразила магией и прикончила всех, кроме нас двоих?
– Нет. Алайла – чудовище… То есть была чудовищем. Но то, что с ней случилось, о боги, я бы не пожелал этого даже заклятому врагу. Не говоря уж о женщине, которую, как мне казалось, я любил.
Мы остановились у девятикора. Высокий разросшийся куст нависал даже над Атосом, а его крупные белые плоды-шарики покачивались над нами, словно гигантские ягоды омелы. Атос рассеянно сорвал пригоршню шаров и стал, отрывая их от кисти, бросать на дорожку.
– Давай по порядку. – Я сжала виски. – По порядку. Вот я убегаю, только пятки сверкают. Что потом?
– Потом возвращается Крамер. Его лошадь загнана, сам он напуган. С ним приехала пара солдат, разве что портки не обмочивших, в таком они были ужасе. Крамер много о себе думал, но я этой уверенности не разделял. Это он мнил себя стратегом и главой легиона, однако Алайла вертела им так же, как и мной. Когда мы с тобой уезжали из легиона, я думал, что Крамер не достоин быть ее мужем. И вот в конце концов он получил ровно то, чего заслуживал.
Алайла пришла в себя после боя с тобой, но стала заговариваться. Будто общалась с кем-то, кого никто не видел. Просила собеседника унять его голод. Эти разговоры напугали Крамера еще сильнее. Настолько, что он попытался сбежать из лагеря. Вот тогда-то все и началось. Я… Ох, каким же я был идиотом, – Атос проговорил это с чувством, словно смакуя собственную никчемность. Каждое слово он произносил с наслаждением. До этой минуты мне казалось, что я единственная, кто медленно, день за днем изводил себя чувством неуемной вины. Но оказывается, где-то на другом конце Королевства жил Атос, который упивался своей никчемностью с ничуть не меньшей страстью.
В руке у крайнийца осталось всего три шарика девятикора. Он посмотрел на них и с ожесточением сжал кулак, только сок в стороны брызнул.
– Она убила Крамера очень быстро. Кинулась ему на спину и кинжалом пропорола горло от уха до уха. Он упал и почти сразу же затих, но Алайла не спешила отходить: стояла над ним, как дикий зверь, выгнув спину, и урчала совсем по-звериному. Я же просто застыл, как остолоп. Помнится, я думал, что это все дурной сон. Ты мне рассказывала про свои кошмары, вот и я решил, что провалился в один из таких.
Затем Алайла завизжала и попыталась снять с груди цепочку, но вела себя, будто марионетка, не властная над своими руками. Вроде бы и дергает цепочку, а жест, чтобы снять через голову, не выходит. На ее шее что-то висело, но я стоял слишком далеко, чтобы разглядеть, что именно. Это было похоже на ключ, тот самый, про который ты мне рассказывала. Я метнулся к ней, но…
Атос судорожно сглотнул, затем глубоко вздохнул и отер взмокший лоб. Думаю, даже спустя столько времени это были тяжелые воспоминания. Между тем крайниец продолжил:
– Первая волна лишила весь мир звуков. То, что было на шее Алайлы, испустило мощный удар, я еле на ногах устоял. А ее саму выгнуло дугой так, что, стоя на цыпочках, она макушкой касалась земли. И рот Алайлы распахнулся в крике, но я не слышал ни звука. Я попытался заорать сам, но и себя не услышал.
Вторая волна убила все цвета, мир посерел. Вот я смотрю на Алайлу, на ее развевающиеся черные волосы, еще миг, и я не могу отличить их цвет от цвета неба или травы. Все поблекло, истончилось, стало словно нарисованным золой на пергаменте. От удара второй волны я рухнул на колени. Я пытался приблизиться к Алайле, но какая-то невидимая сила не подпускала меня ближе.
Третья волна началась вокруг нас. Будь я чуть дальше от Алайлы, сейчас бы с тобой не говорил, Лис. Но вокруг нее возникло око шторма, маленькое пространство спокойствия. Нас там оказалось четверо: я, Алайла, тело Крамера да какой-то безымянный солдат. Как только парень смог подняться на ноги, сразу кинулся прочь. Но стоило ему сделать пару шагов, как его растворило… Я, Войя подери, не могу подобрать другого слова. Будто в самом воздухе было нечто, превратившее его в пыль. Я до сих пор иногда вспоминаю его удивленное лицо. На одной половине застыл широко раскрытый зеленый глаз, а другая рассыпается в красноватый песок.
И все, кто был вокруг, растворялись тоже. Все, что осталось от Алой Розы, обратилось красной пылью. Смерть – неблагодарный садовник. Розовый сад скосили под корень. – И Атос снова замолчал. Это была не драматическая пауза, как у бывалых рассказчиков. Я видела, что внутри моего друга все еще
