Атаковать на ночь глядя турки не решились. Война – дело ответственное, спешки не любит. Стремительность – это другое. Но к чему она, когда начнешь бой, а тут его уже и заканчивать из-за наваливающейся темноты? Куда стрелять, когда ничего не видно? И не только стрелять. Без всяких выстрелов и попаданий можно вылететь на камни.
Точно так же оставался на кораблях и десант. Один урок при высадке янычары уже получили. Не хотелось получать еще один, уже ночью. Все равно уже замечены, значит, прием будет горячим. Да в виду крепости и ее гарнизона.
– Зря они, – рассматривая застывшие на якорях корабли, заметил Сорокин. – Мало мы их учили. Кто встает так близко к берегу да еще таким плотным строем?
– Совещаются, наверное, – отозвался Ширяев.
Сорокин прибыл на берег, едва стало ясно, что сегодня сражения не будет.
Русская эскадра редкой цепочкой застыла поперек пролива. Перекрыть его целиком могучим строем не хватало сил, и оставалось надеяться на маневр и помощь крепостных орудий. Но последние не отличались дальнобойностью, чтобы доставать врага в любом месте. Однако хоть один фланг в относительной безопасности, тоже неплохо.
– Пусть посовещаются. А мы пока подготовимся получше. Ночка выдастся на редкость темной. Тряхнем стариной?
– Я не против. – Григорий сразу понял, о чем идет речь.
Пять вымпелов против двенадцати – соотношение скверное, если в открытом бою. Надежда на победу имеется, только любая надежда должна быть подкрепленной расчетом. А в идеале – сюрпризом для неприятеля.
Способ был старым, известным, да много ли на свете принципиально нового? Если разобраться, поздние ночные атаки торпедных катеров – некая на много порядков более высокая разновидность тех же брандеров.
– Командора для полноты комплекта не хватает, – рассмеялся Ширяев. – Три генерала и адмирала собственноручно атакуют вражескую эскадру. Словно по-прежнему являются обычными флибустьерами.
– Командор – фельдмаршал. Его дело отныне – руководить.
– Ага. А кто Карлушку в рейде грохнул? В его же тылу. Что ты, Кабана не знаешь?
– Знаю. Все равно не дело. По большому счету и не наше тоже. На то лихие мичмана и лейтенанты должны быть.
– Тогда какого хрена?..
– А они справятся? Самому по-любому надежнее. – Сорокин вновь посмотрел на турецкую эскадру. – Чесмы не получится, простор для маневра у них есть. Да и ветер понесет прочь. Но уж флагманы будут нашими.
– Жадный ты. Нет чтобы молодежи что-нибудь оставить…
– Молодежь добивать их будет. Как только остальной флот подойдет. Но, заметь, добивать под нашим чутким руководством. Потому наше дело, помимо прочего, не зарываться и помнить: мы обязаны вернуться живыми, чтобы туркам и в дальнейшем мало не казалось. Иначе грош цена нашей вылазке.
– А мы когда-нибудь зарывались? – рассмеялся Ширяев.
Он словно сбросил груз лет, а вокруг лежало флибустьерское море…
Облаков стало еще больше. Лишь изредка в просветах мелькал узенький серпик луны или появлялось несколько звездочек. В воцарившейся тьме практически невозможно было разглядеть два небольших кораблика, беззвучно скользивших между небольшими волнами. Не то очень большие лодки, не то суденышки, которые позднее назовут катерами. Одномачтовые, борта едва возвышаются над водой от принятого в трюм и наваленного на палубы груза, старые…
Команды подавались шепотом. На каждом из суденышек был минимум матросов. С парусами работать особо не надо, лишь по минимуму, весел не имелось, пушек – тоже. За исключением установленных на носу небольших картечниц. Так, небольшая забава, а не серьезное орудие. Шесть скрепленных воедино стволов, заранее заряженных с казенной части, соединенной таким образом, что пороховая затравка одна на всех и лишь дальше расходится на шесть частей.
Морякам приходилось нелегко. Да, заметить их трудно, но и они тоже далеко рассмотреть что-либо не могли. Курсы были рассчитаны заранее, а шкипера опытные во всяких делах. Иначе вполне возможно, что проплыли бы мимо цели.
– Огонек, – тихо выдохнул впередсмотрящий на одном из корабликов.
Слова передали на корму, где изваянием возле руля застыл Ширяев.
– Вижу, – так же тихо ответил Григорий. – Ну что, с Богом!
Оставалось молиться, что проступавший темной массой корабль был именно тот, который выбран в качестве жертвы.
Волнение Ширяев испытывал, а особого страха – нет. Неизбежный выброс адреналина в кровь был по-своему приятен. В данный момент Григорий особо ощущал, что он не кто-нибудь, а мужчина. Да еще выполняющий настоящую мужскую работу. Словно в уже старые, но добрые времена в далеких
