веганцев за угол, второй высунулся – и Таджик снял его мгновенно. Ба-бах! Веганец упал на снег, раскинув руки. Кровь.
– Комар, ты как? – крикнул Таджик, меняя «рожок». Ствол автомата дымился.
– Нормально, – глухо отозвался тот.
– Ранен?
– Чуть-чуть задели.
– Посмотри, как там она.
– Я… меня… – Герда пыталась что-то сказать, сама не понимая, что. Голова кружилась. Комар подошел, присел рядом. В его окулярах не было видно ничего – только капли крови на стекле.
– У меня все хорошо, – сказала Герда.
– Тихо! Молчи, – сказал он. Зажимая рану одной рукой, другой вытащил ремень, лихорадочно, срываясь, перетянул ей ногу выше колена. Перчатки ОЗК мешали. Комар чертыхнулся, попытался сорвать их – бесполезно. Скотч держит на совесть. Шуршание полиэтилена. Если надрезать ножом… Комар достал нож.
– Не смей, – сказала Герда негромко. Но так, что Комар остановился.
Он помедлил и убрал нож. Снова начал вдевать ремень. Затянул вокруг бедра девушки, чтобы остановить кровь.
– Медленно, – сказала Герда. – Так, так. Спокойней. Спокойней. Теперь сильнее. Ох!
Комар затянул, что было сил. Герда охнула. Из прозрачного забрала на Комара смотрело мертвенно-бледное лицо. Глаза огромные, зрачки сужены. Но кровь, похоже, остановилась.
Герда закричала. Боль была огромной, как… Больше Петербурга. Больше мира.
Ох. Укол, похожий на укус клопа, Герда почти не заметила. Что это за боль? Смех один, а не боль. А вот настоящая, огромная…
Еще один укол.
Боль начала утихать. «Нет, не так». Боль осталась прежней, но словно отдалилась. Огромная боль, больше мира, но где-то там, поодаль от Герды. Она вздохнула с благодарностью.
Комар отбросил шприц-тюбик с обезболивающим. Все, больше ничего нет.
– Где еще? – оглянулся. – Таджик! Что там?
– Патроны кончились, – сказал Таджик негромко. – Все.
Тишина.
Комар достал нож. Таджик встал, положил автомат.
– Я сейчас, – сказал он Комару. И побежал. Комар, сквозь туман, видел, как Таджик ловко лавирует между развалин. Таджик исчез в проломе стены.
Тишина. Затем из-за угла дома вышел человек без химзы. Он был в серо-зеленом пуховике. Лицо молодое и открытое. Просто человек вышел прогуляться, наплевав на рентгены и радиоактивную пыль…
Погонщик был без противогаза. Комар отсюда видел, как колышутся у него на шее зеленые волокна, словно водоросли в потоке воды. Было в этом что- то почти непристойное.
Погонщик поднес к губам маленькую глиняную свистульку и дунул. Переливчатая, совсем простая мелодия негромко прозвучала в узком ущелье стен.
Из-за угла вышла серая тварь.
Тварь взревела. Словно ее хлестнули раскаленным металлическим прутом…
Варан рванулся к Герде. Комар встал на пути. И отлетел в сторону, сбитый бронированной тушей…
Теперь между беспомощной Гердой и чудовищным созданием было пустое пространство, прямой путь.
Герда повернулась и поползла, подтягивая себя руками. Слезы текли из глаз. Слезы не жалости к себе, а ярости и боли. Раз, еще раз… «Она вцепится мне в спину, – отрешенно подумала Герда. – Нет».
Девушка повернулась. Тварь была уже совсем близко, метрах в четырех. Огромная, шестипалая, похожая на варана, изуродованного бензопилой, – только крупнее. Пустые глаза. Двойной зрачок.
Тварь прыгнула…
«Вот и все». Герда заставила себя не закрывать глаза. Тварь летела – Герда видела ее белесое брюхо. В следующее мгновение что-то рухнуло на гадину сверху. БУМ! Что-то белое и тяжелое. Грохот.
Разлетелись осколки. Брызги зеленой жидкости. Кровь?
Нечто белое откатилось в сторону, недалеко от Герды. Герда поморгала.
Это был унитаз. Грязный от пыли, с отбитым боком – но почти целый унитаз.