Лениво приоткрыв глаза, обнаружила его обнаженный торс буквально перед носом. Обняв, прислонилась щекой, пробормотав:
— Не нужно о постели. Я спать хочу. — Возмущаться о том, что будят тут всякие в несусветную рань, не стала. Вот на это жаловаться совсем не хотелось. — Если бы не Сашка, сама бы тебя туда утащила.
— Ты расскажешь ей о нас? — спросил он, обнимая меня.
— Нет.
Если бы к нему не прикасалась, никогда бы не поняла, что он напрягся, так как вопрос был задан совершенно ровным тоном:
— Почему?
Открыв глаза, подняла голову, взглянув на Кирилла снизу вверх. Взгляд зеленых глаз был спокоен, а вот выражение лица непроницаемо.
— Не хочу говорить о том, что счастлива, когда у нее горе. Потом, ей сейчас не до меня.
Провела рукой по его спине и боку, погладив. Пальцы нащупали шрам. Я обратила на него внимание еще раньше, но тогда было не до вопросов.
— Откуда это у тебя? — обвела рубец.
— Долгая история. Пей кофе, остынет, — отстранился Кирилл.
Нехотя отпустила его и потянулась к чашке. Кофе точно не помешает. Может, взбодрит.
Кир сел за стол, но я не собиралась отступать. Хотелось узнать о нем как можно больше.
— И все же. В армии?
— Нет, еще до нее. Прицепились отморозки и порезали, — спокойно сообщил Кирилл, орудуя ножом и вилкой, разрезая на кусочки блинчик.
— Ты лежал в больнице?! — сообразила я. Путем недолгих подсчетов стало ясно, что это случилось после выпускного, но перед тем, как он ушел в армию. Возможно, все произошло после его признания мне, и он именно поэтому не искал со мной больше встреч.
— Да, пришлось немного поваляться.
— Но почему никто мне не сказал?! — Я не могла понять. — И ты молчал.
— Я никому не говорил. Стоило представить, как мне начнут всем классом таскать апельсины и бананы, так начиналась аллергия на фрукты, — пошутил Кирилл, но потом бросил на меня острый взгляд. — Если б ты позвонила — сказал бы, а звонить самому — нарываться на жалость.
Представила, как он лежал в больнице и его никто не посещал, кроме родных, и сжалось сердце. Знала бы я тогда! Стало совестно. Захотелось объяснить свое поведение. Получалось, что меня не было рядом, когда была нужна. Мы же дружили. Какой из меня тогда друг?
— Дуралей! Ты ошарашил меня и пропал. Я понимала, что нам нужно поговорить, рука много раз тянулась тебе позвонить, но потом приходила мысль, что ты, возможно, уже жалеешь о своих словах, раз больше не пришел. Если бы я узнала, что ты в больнице, — обязательно бы навестила. И совсем не из жалости!
Да что теперь об этом говорить. Расстроенная, повертела в руках вилку, наблюдая за тем, как ест Кирилл. У самой от волнения аппетит пропал и кусок в горло не лез. Раз уж мы заговорили о прошлом, решила задать еще один вопрос.
— Не понимаю, почему ты не стал поступать и пошел в армию. Из-за нападения?
— Частично, — ответил Ольховский. Чуть помедлил, а потом прямо посмотрел на меня и продолжил: — Пока валялся в больнице, у меня было много свободного времени.
Он сделал паузу, и я почувствовала, что сейчас услышу нечто важное.
— Я не знал, как у тебя дела, ты не позвонила ни разу, и я… взломал твои аккаунты в соцсетях.
Вилка выпала из рук, звякнув по тарелке. С ужасом уставилась на Кирилла. Нет, напугало не то, что он меня взломал, — я просто вспомнила, о чем мы в то время с Сашкой переписывались. Она довольно нелицеприятно отзывалась о Кирилле и долгое время не могла успокоиться, ехидно проезжаясь на его счет и подкалывая меня.
— Вижу, ты помнишь, что я там прочитал, — резюмировал Кирилл, а у меня пересохло во рту. — Впрочем, в чем-то Лебедева была права. Я был настоящим ботаником и тебе не пара. В какой-то момент понял, что, окажись ты рядом со мной при нападении, я бы не смог тебя защитить. Настоящий слабак.
— Желая стать сильнее, люди идут на курсы самообороны. Зачем было идти в армию?
— Мне захотелось круто изменить свою жизнь и сменить обстановку, — равнодушно пожал плечами Кирилл. — Сейчас понимаю, что это было правильное решение.
— Не хотел случайно встретиться со мной?
— А что мы могли друг другу сказать? Я был смешон.
— Нет! — кажется, меня прорвало. — Лично мне смешно не было. Я сто раз пожалела, что поделилась с Сашкой, и хотела, чтобы она поскорее об этом забыла. Что я могла ей сказать? Начни я с ней спорить, и она бы еще долго не угомонилась, высмеивая меня.
Выдохнула, стараясь взять себя в руки, и заговорила спокойнее, подбирая слова. Как объяснить то, что сама толком сформулировать не могла?
— Стоило заикнуться о том, что ты мне дорог, и она бы и дальше продолжила топтаться по больному в желании прочистить мне мозги, по ее мнению.
