— Вы проснулись? — сердито спросила я.
— А чего, уже утро? Да мы чего-то не ложились, — безмятежно отозвалась подруга. — Спать не хочется. Да ладно, Сонька, нам же не на работу, завтра выспимся.
Я исподлобья поглядела своими красными глазами в красные глаза короля и прошипела:
— Ну, Лид, чтобы я еще раз!..
— Что, Соня? — заинтересовался король.
— Ничего, — буркнула я и полезла за кореньями и мясом для супа.
Погода в этот день снова была сумрачной и не исправилась даже в обед. Дождь сначала моросил, а потом пошел сильнее, насекомые попрятались, и Лид, решив прервать занятия, послал учеников за дровами в лесополосу, чтобы успеть сделать угли для будущих кроватей, пока все деревья не промокли. Сам он, как образцовый правитель, потащился со своими подданными, а я потащилась за ним. Лид, привычно скинув пиджак и засучив рукава, рубил сухие древесные стволы, велев мне и Натке следить за дорогой. Мы принялись следить и насчитали за два часа две машины и одну телегу: кажется, из-за плохой погоды варсоты потеряли вкус к загородным поездкам.
Нарубленные дрова мы принялись жечь под навесами на краю рощи, чтобы превратить их в угли для кроватей. Влажное дерево горело плохо и жутко дымило, отовсюду доносился кашель, но хотя бы никто ни с кем не ссорился. Правда, неугомонный Сот подговорил Адара наслать издали приступ чихания на Урота. Это им удалось: Урот расчихался так, что уронил себе на ногу не очень толстое, но увесистое бревно для кровати, тут же подобрал его и со зверским чохом швырнул в мальчишек. Те, хохоча, разбежались, но это происшествие почему-то сильно рассердило Лида. Вначале он подозвал Сота и Адара, наградил их увесистыми подзатыльниками и минут пять рассказывал, когда можно и когда нельзя использовать увеличившуюся силу, после чего подошел к Уроту, бить его, к счастью, не стал, но прочитал аж двадцатиминутную нотацию, которая сводилась к тому, что он как старший и более разумный не должен так сильно реагировать на выходки младших колдунов. После этого Урот с нехорошо сверкающими сине-зелеными глазами подошел к костру, у которого возились мы с Наткой, и, слегка дернув головой вбок, будто отгонял комара, сердито сказал мне:
— Как ты его терпишь, Соня, такого нудного!
— Он не нудный, — встала я на защиту короля. — Он объясняет, как может, у него просто детство было… Гм… Трудное.
— А у нас у всех легкое, что ли? — хохотнул Урот. — Ну ладно.
Пожав плечами, он ушел, а я поглядела ему вслед с непонятным смутным чувством.
С кроватями мы провозились до самого вечера. Хотя по часам было не так уж много времени, из-за туч стемнело очень быстро, и темнота была густой, как чернила. Дождь в конце концов перестал лить, но перешел в противную морось. Поеживаясь под ней, мы таскали в наш лагерь ветки и бревна, вырубая их теперь уже не только в лесополосе, но и неподалеку от болота, где имелся небольшой древесный оазис. Ксары в болоте неодобрительно на нас квакали, но теперь даже мы с Наткой не обращали на них внимания.
Именно у болота мы с подругой, король и Геф и проторчали битый час, разрубая неподатливые деревья и обрубая ветки. Остальные ученики ушли в лагерь, оттуда слышался смутный гул голосов, сквозь морось мокрыми красными пятнами виднелись костры.
— Ну что, ребята, может, пойдем? — взмолилась, наконец, Натка. — Мы тут уже одни остались.
— Не считая ксаров, — добавила я, бестрепетно отпихивая палкой уныло вползающую на мое бревно квакучую гусеницу.
— Я смотрю, Соня, ты уже привыкла к ним? — спросил Лид с улыбкой.
— За кого ты меня принимаешь? — проворчала я. — Я и тогда-то заорала больше от неожиданности.
— Видать, ничего себе неожиданность была: даже мы услышали, — припечатал меня Геф со своим добродушным ехидством.
— Не тронь Соньку, — тоже добродушно хлопнула его по кепке Натка. Король, все еще улыбаясь, протянул мне руку, помогая перелезть через огромную травяную кочку.
— Пойдем, Соня.
Мы пошли. Я умиротворенно топала за королем, одной рукой придерживая на плече длинное бревно, а другой — крепко сжимая его мокрые холодные пальцы. Мне казалось, что должно случиться что-то хорошее, а, может, и уже случилось…
Мы прошли мимо трона, на котором страдала под дождем осклизлая статуя. За спинкой трона, как ни странно, вырисовывался силуэт коровы.
— Смотри-ка, она чего, дождик полюбила? — хихикнула Натка.
— Лид, а статую не смоет? — тревожно посмотрела я на короля.
— Сразу — нет, а когда она подсохнет, я придам ей твердость колдовством, чтобы глина больше не текла.
— А-а-а, — успокоилась я.
Загребая ногами холодную мокрую траву, мы приближались к лагерю. Нам навстречу, как всегда, выскочили неразлучные Адар и Сот.
— Ре-ет, а тут к тебе… Мы сказали, что вы у пруда… — как всегда косноязычно и прерывисто выговорил Адар.
— Что? — резко переспросил король. Адар смутился и втянул голову в плечи, но тут необходимость в объяснениях отпала: навстречу нам, обойдя
