И, к счастью, он меня понял. Наш немой диалог продлился, наверное, полсекунды, потому что Сьедин еще ничего не успел сделать, а продолжал глядеть на меня со злорадной улыбкой, когда на сцену каким-то неестественным прыжком, наверное, помогая себе колдовством, вскочил Лид и вцепился обеими руками в узкие Сьединовы плечи.
И от его ладоней, как плесень, поползли по Сьедину серые пятна. За каких-нибудь несколько секунд он полностью обесцветился и превратился в неподвижную каменную статую, стоящую прямо и зырящую в пространство с противной улыбкой.
Я тоже улыбнулась и с чувством выполненного долга упала.
В глазах темнело. Меня теребили и разминали чьи-то руки, что-то кричала Натка, Мада, и, кажется, еще кто-то из учеников, но меня это уже не волновало. Безуспешно попытавшись хлебнуть воздух, я погрузилась в черноту.
…Вначале из моей груди что-то дернули. Потом по мне проехался поезд. Мне это не понравилось, и я протестующе захрипела. Поезд, не вняв моим хрипам, развернулся и проехался еще раз, еще более смачно. Потом снова развернулся и пошел на третий круг…
Все это время меня держали мертвой хваткой чьи-то жесткие руки, в груди нарастало жжение, а поезд ездил уже просто со страшной скоростью. Я издала громкий крик и изо всех сил забрыкалась. Смутные голоса надо мной забормотали «что ты, что ты», мои руки кто-то прижал, а на ноги кто-то сел. Я взвыла и, распахнув глаза, сквозь слезы уставилась вверх.
На меня, побледнев и сжав губы, пристально глядел Лид. Светлые растрепанные волосы его, свисающие по бокам лица, почему-то были в крови.
— Аа-а-а-отпусти, больно же! — обрела я голос.
— Потерпи, Соня, — ответил он непреклонно и прижал меня пуще прежнего. Я закашлялась, опять взвыла, попыталась укусить его за руку, промахнулась и от отчаяния начала с каждым новым проездом поезда ругаться на чем свет стоит. Как раз когда мой запас крепких выражений окончательно иссяк, жжение в груди сменилось щекотанием, которое и вовсе исчезло, а Лид медленно отпустил мои руки и выпрямился, держась за виски и моргая с совершенно измученным видом. Из одного его глаза неожиданно вытекла слеза и стекла вниз по щеке. Другим глазом король почему-то плакать не стал.
— Ой, Лид, ты чего?! — перепугавшись, я поднялась с земли, сразу забыв, как только что хотела его убить. — Ты что, плачешь?!
— Да? Я не заметил, — вяло удивился король, одной рукой крепко прижав меня к себе, а другой продолжая держаться за голову. Тут к нам неожиданно наклонилась растрепанная Натка и сказала хриплым голосом:
— Сонька, ты чего, все забыла, что ли?! В тебя стрелой попал вот этот каменный болван, — она кивнула назад, и я увидела пустую эстраду, трон и стоящую возле него каменную статую Сьедина.
— Ой, точно же! — воскликнула я, ощутив прилив раздирающей радости.
— Мы тебя держали, а его величество — лечил, — сказала Мада.
— Ой, как ты ругалась… — восхищенно добавил Адар. Остальные ученики, стоящие вокруг нас, потрепанные, но живые, рассмеялись.
— Что тут делается? — завертела я головой, придерживая Лида, который покачивался, даже стоя на коленях.
— Сьедина Рет в каменюгу превратил. Полиция разбежалась, — деловито доложил Геф. — Придворные — смылись. Народу тут еще полно, но давки уже нету. Сейчас будем помогать лечить раненых, в нас пока силы больше…
— Подождите, я с вами, — тихо сказал Лид и рывком поднялся на ноги.
— Вид у тебя, Рет, не очень-то, — засомневался Геф.
— Неудивительно — это ведь была смертельная рана, — отозвался король, кивнув на меня. — Только с таким запасом магии, как у высокородных колдунов, можно было ее вылечить… Правда, она же и забрала у меня две трети этого запаса, — добавил он с неожиданным смехом.
— Ой! И что теперь будет?! — испугалась я.
— Да ничего, Соня, — он махнул рукой. — Без печки буду спать, как все нормальные люди…
Оставив меня переваривать эти слова и предоставив на попечение Натке и Маде, король удалился. Дождь кончился, и даже чуть-чуть символически выглянуло солнце, и лучи его заблестели, отражаясь от мокрых камней. Я, чувствуя себя совершенно здоровой, смотрела на варсотов, натыкаясь взглядом на радостные улыбчивые физиономии. Народ что-то тихо выяснял друг у друга насчет произошедшего, пытался понять, кто такой Лид, понимал, цокал языком… Некоторые залезали на эстраду и с наслаждением отвешивали пинка статуе Сьедина: на это развлечением даже образовалась целая очередь. В зданиях вокруг нас что-то гремело, иногда вываливались стекла, кто-то за кем-то гонялся, но все это выглядело как-то празднично и безобидно…
Лид пришел нескоро — где-то через час, как и другие ученики, еле держась на ногах, но весьма довольный.
— Ну чего? Ну как? Какие новости? Ты садись! — засуетилась я, как примерная будущая жена обеспечивая ему комфорт с помощью постеленного на камни измазанного платка. Лид, аккуратно его расправив, осторожно уселся, но насчет дел не успел ответить, потому что не рассеявшаяся толпа вдруг начала что-то скандировать, причем что, не разобрали ни мы с Наткой, ни коренные варсоты. Мы в недоумении переглянулись, но тут какой-то варсот догадался выскочить на сцену и ухватить валяющийся без дела рупор.
— Смотри, Сонь, это наш премьер-министр! — прошептала Мада. — Только что из тюрьмы…
