взгляде этих черных горящих глаз, раствориться в его нежности и остаться навсегда частью его.
— Мариша, — ласково произнес дракон, проведя большим пальцем по моей нижней губе. Я задрожала всем телом, но вовсе не от холода. Его глаза, как черные омуты, буквально затягивали, и я никак не могла отвести от них взгляда, а голос, этот будоражащий самые потаенные струны души голос, буквально гипнотизировал, лишая воли к сопротивлению. Легкое прикосновение к щеке, нежными касаниями он огладил мою шею, а я стояла, не в силах пошевелиться, и ждала, ждала, когда же наконец он поцелует меня, чтобы губы, жаждущие этого прикосновения, перестали нестерпимо пылать. Широкая ладонь легла мне на затылок, и он властно притянул к себе, я закрыла глаза и подалась вперед, чтобы в следующий миг вздрогнуть от резкого хлопка и подскочить на месте от грохота сотен мелких взрывов. Балкон осветился алым, и от яркого света я закрыла лицо руками.
Спустя мгновение раздался следующий хлопок, но в этот раз свет был желтым. Уже догадавшись, что это, я опустила руки и с легкой улыбкой понаблюдала, как тает в ночном небе желтая роза. Еще через мгновение следующий взрыв сотряс небо, подарив всем зрителям, которые беззастенчиво высыпали на балкон полюбоваться фейерверком, зеленого дракона.
— Тьерш, — тихо ругнулся Свэн, — я и забыл про него.
— Немудрено, — усмехнулась я, разворачиваясь в его объятиях так, чтобы лучше было видно зрелище: чудеса огненной алхимии я любила с детства.
Следующий залп уже был встречен восторженным ревом толпы, поддержала общее ликование и я. Даже и не вспомнить, когда в последний раз я смотрела фейерверки. Наверное, тут, в Истарионе, на праздник Смены Года. Тогда мы со Свэном еще жили душа в душу и ничто не предвещало беды.
Вновь нахлынувшие воспоминания мигом испортили все настроение, поэтому оставшиеся чудные всполохи я досматривала уже без энтузиазма. Когда последний салют осыпался искрами в черноту горной ночи, гости начали потихоньку расходиться, стремясь вновь вернуться в тепло уютного зала к музыке, танцам и угощениям. Я тоже хотела последовать их примеру, но Свэн меня не отпустил не то что обратно в помещение, но даже из объятий.
— Тебе не понравилось? — поинтересовался он, поднимая мое лицо так, чтобы я вновь смотрела ему в глаза.
— Очень понравилось, Мессир, — соврала я, пытаясь увернуться: слишком больно мне было сейчас на него смотреть. Такое ощущение, что весь предыдущий жар, буквально сжигавший меня от каждого его прикосновения, сейчас перекинулся на сердце, которое с каждой секундой тянуло и болело все сильнее.
— Это был сюрприз на твой день рождения, но я про него забыл, — повинился дракон, вновь принимаясь поглаживать мою щеку. — Прости, Марин. Все должно было быть по-другому, но из-за непредвиденных обстоятельств, — усмехнулся он, — у меня все из головы повылетало.
— Ничего страшного, Мессир, — все-таки высвободилась я не только из захвата, но и из объятий, и отошла на пару метров. — Фейерверк был великолепен, и я благодарна вам за столь замечательный подарок, — присела я в реверансе.
— А подарка еще и не было, — соблазнительно улыбаясь, вновь приблизился ко мне Свэн. — Скажи, чего бы ты хотела? Драгоценности тебя мало волнуют, это я помню, прочие дамские штучки тоже. Прошло пять лет, и сейчас я в самом деле даже не представляю, что тебе подарить, чтобы ты обрадовалась. Мариш, чего бы ты действительно хотела? — вновь попытался обнять меня он, но я вежливо и непреклонно отклонила его руки, глядя прямо в глаза.
— Увы, Мессир, — спустя неполную минуту первой не выдержала я и отвела взгляд, — но из реального мне действительно ничего не нужно. Фейерверка было достаточно.
— А из нереального? — встрепенулся Свэн.
Я вскинула на него полный горечи взгляд и медленно произнесла, чеканя каждое слово:
— Увы, но мать ты мне не воскресишь!
Дракон вздрогнул, как от пощечины, открыл было рот, но тут же захлопнул его обратно и опустил глаза, признавая мою правоту. Да, напрямую в смерти матери Свэн не виноват, но эту чертову войну, на которой тяжело ранили брата, развязал он. Материнское сердце и так было слабым, а уж последний удар и вовсе не выдержало. Просить же сейчас опять за отца и брата я не собиралась. Зачем унижаться, если результат мне все равно известен.
«Прости, Мариша, но ты же сама понимаешь, что это невозможно».
Сколько раз я слышала эту отговорку? И не счесть. Спасибо, больше не хочу!
— Еще раз благодарю, Мессир, за чудесный подарок, — вновь реверанс, так раздражающий его, — но, с вашего позволения, я откланяюсь. Что-то мне действительно нехорошо…
И последнее было сущей правдой, потому что голова вдруг закружилась, каменный пол балкона неожиданно и резко поменялся с небом местами, а я упала в крепкие объятия ящера. Правда, последнего я уже не видела, погрузившись в непроглядную вязкую тьму. Так, наверное, и должно выглядеть Великое Ничто.
