засверкали фары, приближаясь с хорошей скоростью. Бутербродов попытался прыгнуть в сторонку, на обочину, но ступню мёртвой хваткой засосала липкая грязь.
Доктор дёрнул ногой и упал, изо всех сил потянул на себя колено обеими руками. Ступня стала вылезать из липких грязевых тисков, Джип надвигался с рёвом.
– Не успел, сука! – натужно крикнул Бутербродов. Джип резво промчался мимо, переехав левую голень. Доктор потерял сознание.
– Пришёл в себя, молодца! – услышал Бутербродов жизнерадостный голос.
Гинеколог открыл осовелые глаза и увидел вокруг незатейливый интерьер одноместной больничной палаты. Возле его кровати на табурете сидел человек в зелёной спецодежде врача.
– Как себя чувствуешь, Андрей Васильевич?
– Голова кружится, слабость… и ногу тянет, – гинеколог попытался подтянуться выше на кровати, чтобы сесть, и же скрипнул зубами от тянущей боли. – Чёрт!
Дежурный врач споро поправил подушку, заметил успокаивающе:
– Потише, Андрей Васильевич, у тебя связки разорваны на голени.
Разорванные мышцы – это не то же самое, что сломанная кость, об этом знают даже гинекологи. Впрочем, это и не сломанный каблук, что тоже верно.
– Когда операция? – спросила жертва аварии.
– Завтра. Из отпуска выходит Бумажкин, сошьёт в лучшем виде.
– А сам, Николай Николаевич?
– Я лишь анестезиолог, – замялся врач. – Могу, конечно, твою ногу заштопать, но… сложную операцию пусть лучше проводит хирург. Ты ведь не хочешь хромать?
– Завтра будет слишком поздно, – огорошил пациент. – Мне надо максимум утром из больницы свалить!
– Чего-о-о-о? – врач оторопел, а потом рассмеялся. – После операции тебе тут валяться неделю. А потом ещё неделю ходить с палочкой. Больничный тебе нарисую в лучшем виде, даже не сомневайся!
Жизнь невероятно мстительна. Самое прикольное, что зачастую она мстит без причины. Опять же, был бы повод, а статья найдется. Бессмертных людей нет. Как (однако) и безгрешных. Андрей Васильевич, разрываемый противоречивыми мыслями, глянул на наручные часы и увидел, что часов на руке нет.
– Сколько время, Николай Николаевич? – спросил он кротко.
– Шесть часов вечера.
– Шесть часов ве… Не может быть! – поразился Бутербродов. – Кретин переехал меня, когда время подходило к восьми.
– Верно. Но это было вчера. Ты почти сутки был в отключке.
– Сутки?!
– Ага. Я принесу твой мобильник. Ну, и часы… Атрибуты в моём сейфе. Могу предоставить и медсестру на выбор, чего они все в тебя так влюблены, а?..
Врач ухарски подмигнул.
Дружба – это тяжелый труд, как отдых или собственные дети. Тебе всегда нужно таскать куда-то своё тело, проявлять заботу вопреки настроению, поддерживать, опекать, оберегать… А ещё мчаться на помощь по собственной инициативе, без сторонних просьб. Халюкин и Барин нежданно проявились в палате, затоптались на порожке.
– Вы кто такие и как прошли? – встрепенулся анестезиолог. – Я же приказал, чтобы никого…
Халюкин официальным тоном заявил:
– Я, как заместитель прокурора, должен снять показания с потерпевшего. А как верный друг, принес Андрею Васильевичу гостинец.
Одной рукою он сунул врачу под нос «корочки», а другой тряхнул пакетиком с «продуктовым набором для больного».
Для врача при исполнении существует только пациент. Все остальные – это враги, которых надо безжалостно посылать подальше. Тупая полиция, надоедливые родственники, любимые домашние животные, ангелы жизни и смерти… – всё едино.
– Андрей Васильевич ещё слишком слаб, он потерял кровь. Необходим покой, чтобы набраться сил. – Врач воинственно надвинулся на пришельцев, расправил сутулые плечи. – Можете оставить свои апельсины и уходите.
Пока ты не настроил лыжи к Господу, ты можешь воздействовать на окружающий тебя мир, по-крайней мере, в лице особо ретивых коллег…
– Николай Николаевич, пусть ребята посидят со мной? – смиренно воззвал Бутербродов. – Ближе этих людей у меня нет, отвечаю.
Анестезиолог вспомнил, что воспаление яичников его тёща лечит у единственного в городке гинеколога. Весомый аргумент, чтобы нарушить регламент, ведь это не клятва Гиппократа, в конце-то концов.
