воплями какой-то сумасшедший самоубийца, додумавшийся бросить вызов императору и прикоснуться к Жезлу Власти. Брезгливо морщусь. Все же неприятное зрелище — видеть, как живой человек на твоих глазах превращается в изуродованную, распухшую каменную статую.
Минута-другая, и несостоявшийся соправитель Дария застывает, окончательно окаменев в несуразной позе. Мне кажется или его глаза еще сохраняют способность смотреть?
Оглядываюсь. Похоже, на сегодня желающих попробовать взять в руки Жезл Власти больше нет. Если, конечно, не считать самодовольного Атарксиса, который стоит там же, на Плато Семи Ветров и надменно ржет, глядя на окаменевшую жертву.
Придурок! Он даже не подозревает, что в самое ближайшее время его, возможно, самого ждет та же самая участь.
Внезапно в голове мелькает дурная мысль: а что, если этому идиоту все же удастся удержать в руках Жезл хотя бы минуту? Что, если Бэр все-таки ошибся?
И мне это не на руку. Сомневаюсь, что этот самодовольный болван решит воспользоваться правом вето, которое полагается соправителю при его вступлении на трон, и, соблюдая древние традиции, объявит сутки тишины — сутки, в которые нельзя никого убивать.
В день восхождения на престол соправителя испокон веков отменялись даже запланированные казни — их заменяли ссылкой. Если бы Атарксис решил соблюсти традиции, то Эван был бы спасен. Никто из дарийских военных не отважится нажать на спусковой курок в такой день, иначе вся империя попадет под проклятие Древних. Но Атарксис не из тех, кто чтит традиции. Не уверена, что он о них вообще знает. Этого избалованного наследничка интересует только он сам и больше никто.
Если же все выйдет так, как предполагают Глэдис и Бэр, и в липовом наследничке не окажется ни капли императорской крови, которая смогла спасти его от окаменения, то тогда… Дня Тишины не будет. И моего мужа по-любому убьют.
Я настолько ухожу в невеселые мысли, что и не замечаю, как погода резко меняется. Небо заполоняют черные грозовые тучи. Обжигающе ледяной северный ветер безжалостно хлещет по ногам и рукам, то и дело норовя сорвать старый плащ, в который я кутаюсь из последних сил. Но этот ветер — ничто по сравнению с пугающим отчаянием, которое вьюжит в моей душе.
Господи! Как бы дорого я дала, чтобы предупредить Эвана об опасности!
И тут мне на глаза попадается очередной букмекер, все еще принимающий ставки и одновременно говорящий с кем-то по видеосвязи.
Как же я раньше не сообразила! Ну конечно! Я же запомнила вызывной код Дерека!
Дождавшись, когда букмекер засунет прибор видеосвязи себе в задний карман и начнет подбивать на ставки очередного зеваку, я незаметно вытаскиваю прибор.
Торопливо набираю номер Дерека. Только бы ответил! Только бы ответил!
Мне несказанно везет. Звонок достигает адресата. Очевидно, что они все еще находятся в пределах Дарийской империи, иначе бы связь прервалась.
— Дерек! Дерек! — Я всматриваюсь в очень плохое, трясущееся изображение. — Где вы? Если на Тусе — вам нельзя улетать! Дан приказ уничтожать любой звездолет…
— Ада?! Где ты? Это правда, что сказала Айрис?! Это ты пронесла взрывчатку на звездолет императора?
Не могу понять, что за чушь несет Дерек.
— Какую взрывчатку? Я ничего никуда не приносила! Не садитесь в звездолет! Не покидайте Тус…
— У нас меньше часа, чтобы улететь. Иначе альтаирский дипломатический крейсер уйдет… Нет выбора!
Опять этот проклятый выбор.
Который есть всегда.
Ветер продолжает завывать. Толпа шумит. Атарксис, сбросив плащ, с видом победителя собирается идти к жезлу.
За спиной Дерека раздаются выстрелы.
— Не говори обо мне ничего Эвану…
Связь обрывается. И моя жизнь тоже. Все еще шипящий передатчик вываливается из рук.
Неужели это все? Конец? Неужели ничего больше нельзя сделать, чтобы спасти Эвана? Если только… Взгляд, полный отчаяния, падает на Жезл Власти.
Я совру, если скажу, что эта абсурдная мысль не посещала меня…
Жезл — не кристалл.
Это верная смерть.
Но зачем мне жизнь без Эвана?
Мой полусумасшедший от отчаяния и безнадеги взгляд блуждает по пестрой, разношерстной толпе дарийцев. В основном мужчины — горожане, ремесленники, воины. Впрочем, хватает и женщин, детей. Те, что побогаче, стоят ближе к Плато — занимают привилегированные места. Те, что победнее, — там, где и я, поодаль.
