Ночь жутких откровений.
Ночь точки невозврата.
Потому что после пережитого ни Айрис, ни я уже никогда не станем прежними.
Но это я пойму потом… Позже. А пока, прикончив последнего харрдрога, тащу на себе к особняку перепачканную в крови, кое-как закутанную в остатки разорванного, по-детски красивого бального платья, трясущуюся, невменяемую, но все-таки живую Айрис.
Я не буду перечислять, что в ту злополучную ночь потеряла Айрис. Многое, но главное — она потеряла себя. Харрдроги не только разрушили ее тело, они искалечили душу. Рассказали девчонке, кто их нанял. Ее собственный отец, который поставил интересы Альянса превыше жизни дочери.
Но и я той страшной ночью потеряла не меньше. Хладнокровно убив пятерых мразей, я заплатила за жизнь Айрис своей пусть не самой чистой, но все-таки душой. Никогда раньше я не убивала сознательно. И уж тем более не получала от этого откровенное удовольствие, какое испытала там, у пруда. Теперь я точно знаю. — есть смертные грехи, которые не прощаются. Есть демоны, которых уже не загонишь обратно в потайную комнату души.
9. ПЯТНО
Затащить окровавленную Айрис в комнату мне помогает воин Руара, дежуривший возле кухни. Девчонка так истерила там, на озере, что мне пришлось ее отключить. Приятели-лекари давно научили меня, на какие нужно нажать точки, чтобы человек потерял сознание. Мера, конечно, вынужденная, но иначе бы ангелок своими невменяемыми воплями поднял на уши весь дом. А как раз огласка нам сейчас и ни к чему.
Как назло, Карла рядом нет. Уложив девчонку на кровать, посылаю за ним воина. Заодно прошу, чтобы отправил ко мне дежурную ведунью и лекаря.
Айрис приходит в себя минут через двадцать. Радует, что она больше не бьется в истерике, но настораживает отсутствие реакции на что-либо. Девчонка молча лежит на кровати и бездумным, стеклянным взглядом изучает какую-то точку на стене. Мой голос словно не слышит.
Наконец в комнату просачиваются две тени — ведунья и еще совсем молоденький мальчишка-лекарь. Я знаю его. Юлий. Несмотря на юный возраст — один из лучших. Плотно закрыв дверь, отдаю Айрис в их распоряжение.
При появлении незнакомцев в странных балдахинах (ведунья, как обычно, одета в темно-коричневую накидку, лекарь — в длинную серую мантию) девчонка вздрагивает, подскакивает, с ужасом вжимаясь в стенку. Хочет заорать. Мигом бросаюсь к ней, предусмотрительно зажимаю рот. Киваю ведунье, одновременно набирая в легкие побольше воздуха и задерживая дыхание. Лекарь делает то же самое. Ведунья подплывает к дергающейся перепуганной Айрис, дует на свою раскрытую ладонь перед лицом девчонки. Щепотка серебристой пыли поднимается в воздух, незамедлительно оседая в легких дочери посла. Глаза Айрис медленно закрываются. Тело обмякает в моих руках.
Сонный порошок — отличная вещь! Частенько выручает в подобных ситуациях, когда другого способа быстро утихомирить человека просто нет. Правда, отходняк после него дня два будет. Но это уж мелочи жизни.
Осторожно укладываем девчонку на кровать. Отхожу в сторону, давая возможность лекарю — серьезному худенькому парнишке лет девятнадцати — сделать свое дело.
Шустро разложив на столике скрученную в валик сумку со всевозможными лекарствами, снадобьями и инструментами, лекарь начинает колдовать над израненным телом девочки. Его задача сделать так, чтобы к утру от всех ее ран, синяков и ссадин не осталось и следа. Я не допущу, чтобы по вине Стива Ромеро между нашими планетами вновь обострились отношения. Их и сейчас-то дружескими не назовешь. Но как говорится в Книге Книг отца Марка, «худой мир лучше доброй ссоры», и я полностью с этим согласна. Хватит уже! Навоевались! Даже в Катаре столько вдов из-за войны осталось — не перечесть. И погибли-то, главное, за невесть что. За новые рудники с топливными кристаллами? Да провались они пропадом! Если война нужна политикам и дельцам — вот пусть сами и воюют, а простому люду, где стреляют, делать нечего. На кусок хлеба бы заработать да семью прокормить — вот наша война. А не та, которую разжигают политики.
Лекарь осторожно поворачивает Айрис на бок. Ловит мой вопросительный взгляд.
— Сделал, что мог, — едва слышно отвечает он.
Не могу удержать вздох облегчения. Значит, все-таки я подоспела вовремя! Слава богу! От одной мысли, что эти твари могли сделать с Айрис, мне становится плохо.
— Сможешь подправить ей память?
Ведунья — хмурая остроносая женщина лет тридцати — отрицательно качает головой.
— Нельзя. В ней бушуют эмоции. Если что-то пойдет не так — она лишится разума.
— Как «серые» прислужницы? — догадываюсь я.
Ведунья кивает. Что ж, она права. Не стоит рисковать. Но что делать с Айрис утром? Как избежать ее истерики? Как заставить ее молчать? Вопросы,
