«Стрелой Хаоса». Так что долго он не продержался.
На теле погибшего были кожаные доспехи, чем-то похожие на мои, но не зачарованные. Однако даже в таком виде они были лучше, чем ламелляры, в которые одевали в казарме новых еретиков, но похуже кольчуги Фабриса. Так что я отдал доспех еретикам, чтобы они сами решили, кому он достанется. И через некоторое время в эльфийском доспехе щеголяла еретичка Ефросинья. Меч гонца был такой же, как и у тех, кто погиб на моих землях раньше, – с ограничением по расе. В общем, если сумею завербовать эльфа, у меня уже есть чем его вооружить.
В перемётных сумках гонца нашлись пять сотен золотых монет и пакет, запечатанный гербом – двумя серебряными ветвями меллорна под изображением глаза в зелени. Это меня уже заинтересовало. Потому что гербом Олваирина и его правителя была серебряная башня под ветвями меллорна.
С хрустом сломав печать, я извлёк послание, в котором видящая Реалуэ извещала «благородного мэра славного города Ветровска, а также всех, кому это будет сколько-нибудь интересно», что собирается появиться у северных ворот города завтра в полдень. При этом имя, в переводе с синдарина[61] означающее «плетельщица времени», и указание, что информация предназначена «для всех, кому она сколько-нибудь интересна», указывали на то, что провидица – самая настоящая и вполне может знать о том, что встречу ей готовят не только в славном городе Ветровске. Вот только… почему она тогда отправила с письмом именно того из своих спутников, кто схватился за оружие? Неужели «чья-то воля закрыла от неё эту сцену»? Или… или имеют место быть очередные политические дрязги, решаемые, как и положено политическим дрязгам, максимально грязным путём?
Я опустился на колено возле погибшего и произнёс:
– Да примет Мать твою душу. Пусть дарует Она тебе мудрость, позволяющую не хвататься за оружие, когда дело можно решить словами. И тогда следующее твоё воплощение окажется длительнее и счастливее оборванного.
С некоторым удивлением я увидел, как тело убитого медленно погружается в землю и над ним поднимается тоненький росток. Похоже, это был знак, что слова мои были услышаны Матерью эльфов.
Поднявшись, я кивнул отряду, давая знак продолжать движение. Теперь, съехав с дороги, мы двигались ещё медленнее… но двигались к цели.
Солнце уже начинало клониться к закату, когда перед нами открылся овраг, видимо являющийся ответвлением Орбаковской балки. Со дна оврага поднимался дым большого костра. Докладывая мне о результатах разведки, Аки сказала, что, заметив гоблинов, она не стала проверять, что там такое, постаравшись как можно тише и незаметнее убраться подальше. И я очень похвалил её за это решение, потому что терять одну из своих феечек в гоблинском котле не желал просто категорически. Однако на карте в моей книге данная точка отображалась не как «стойбище гоблинов», а как «рудная шахта». Да и в любом случае банда гоблинов – это не те соседи, которых я готов терпеть.
Ариса, осторожно высунувшись, сверху осмотрела дно оврага, после чего доложила, что там очень много гоблинов, пересчитать которых не представляется возможным, поскольку они всё время прыгают и кидают что-то в огонь, отчего и поднимаются замеченные нами клубы чёрного дыма.
Короткая разведывательная вылазка показала, что к югу овраг сужается, но стены его настолько круты, что взобраться на них не представляется возможным. Да и дальняя от нас стена также была практически отвесной. Так что для гоблинов внизу оставалось два возможных пути отступления: прямо на нас, взбираясь по довольно крутому, но всё-таки проходимому склону, либо на север, к основной балке. Я разделил свой отряд на две части и четырёх парней и двух девушек под командованием Джонаса отправил на север, чтобы они спустились в овраг и перекрыли гоблинам путь к бегству.
А через некоторое время после того, как они ушли, над оврагом, тяжело взмахивая потемневшими от усталости крылышками, пролетела феечка. Она летела с запада на восток, к Великой реке. Феечка была слишком высоко, чтобы до неё можно было докинуть копьё или достать из скверного гоблинского лука (впрочем, из человеческого тоже, я предпочёл перестраховаться), но даже тупому гоблину было ясно, что далеко она не улетит и скоро будет вынуждена спуститься для отдыха. Внизу заорали на разные голоса. Вскоре послышался шелест осыпающейся опоки [62] и многоголосая ругань на гоблинском диалекте орочьего. Видимо, грозные и дружные охотники лезли в буквальном смысле по головам своих товарищей. И вот самый резвый из поимщиков выбрался наверх.
– Упс, – сказал он, увидев вместо беззащитной уставшей феечки рослого человека в кольчуге и с топором.
– Ага, – согласился с гоблином Фабрис и расколол его череп топором «до самых зубов».
Нет, всё-таки мозгов у гоблина – как у плюта[63]. Они всё лезли и лезли из оврага, и каждый вылезший делал одно и то же. А именно – застывал на месте, завидев наш «комитет по встрече». А в следующую секунду на него обрушивалась булава или топор или его протыкали копьём.
Так мы положили примерно с полтора десятка зеленокожих, когда один из еретиков ошибся. Его гоблин, вместо того чтобы тихо помереть на месте, с криком улетел обратно в овраг. Конечно, это было неизбежно, и надеяться перебить всех гоблинов в такой примитивной ловушке было неумеренным оптимизмом… но всё-таки хотелось продолжать чуть подольше.
Поднявшись над склоном, я увидел, как остатки гоблинской банды разделились на три отряда примерно равной численности. Первый рванулся на север, туда, где его уже ждали. Эта шайка состояла из семи или восьми гоблинов, и семь еретиков должны были справиться без проблем. С десяток зелёных с визгом и воплями пытался взобраться по отвесному склону на противоположной стороне оврага. И у них даже были шансы на то, что номер получится… если бы они не так сильно мешали друг другу. И ещё пять кинулись на юг по оврагу. Ну-ну. Удачи.
