Глава 3
— Будешь знать, паскуда, как кусать руку, что тебя кормит! — Крепкий удар широкой ладони. Звон в ушах. — Будешь знать, потаскун, как пакостить там, где живешь! Вобью тебе, шленда, в глупую башку княжью милость!..
Еще удар.
Проходимец прижал уши и отчаянно завилял хвостом, надеясь разжалобить старого хозяина, но Казимеж был в ярости. Он снова ударил пса, и крупный перстень рассек Проходимцу щеку.
Пес взвизгнул, отскочил и с тоской уставился на хозяина.
Пожалуй, Проходимка ни в чем не обвинял князя — с ними, двуногими, всякое бывает. Попадет вожжа под княжий зад, так получать челяди шишки. И ему, Прохе, щедро пользующемуся хозяйской любовью, от гнева княжьего прятаться совсем негоже. Не дворняга — благородный, гончак чистых кровей. И хоть провинность его меньше жучьего уса, а по ушам съезжено знатно, да и рука у князя как поварская хлебная лопата, Прошка решил на хозяина зла не держать.
Проходимец заскулил, преданно заглядывая в глаза Казимежу, но князь больше не обращал на него внимания — смотрел вдаль, на темную кромку леса и белесую в сумерках дорогу. Ждал.
Злого человека ждал. Это Проха давно понял. В прошлый раз как злой человек приезжал — князь, сам не свой, едва не пришиб замешкавшегося стремянного да с хозяйкой целый вечер ругался. Вот и теперь хозяин рычал едва не с утра, бранился и раздавал почем зря затрещины.
Разве не таскал ничего раньше Проха с княжьего стола — таскал, и, бывалоче, с самой ложки хозяйской, но посмеется Казимеж, подхватит свою миску да всю Прошке в морду: ешь, Проходимец, дружок любезный.
А тут — за утиную ножку по ушам.
Не в духе был хозяин, как шавкой обреханный, понурый, страшный, злой и словно бы настороженный. Вышел во двор, оперся на коновязь, вглядывался в полутьму, вслушивался. Вздохнул глубоко, на лавку под дубом сел, ссутулился. И снова все глядел, все слушал.
Да, видно, не слышал, потому как, когда из-за плетня появился Юрек, князь не повернул головы. Проха взбрехнул было, но Юрек пригрозил ему кулаком за княжьей спиной, а вслух громким ласковым голосом окликнул:
— Что, Проша, своих уж не узнаешь? Старый пустобрех…
И тут Казимеж не повернул головы, и Юрек, ссутулившись и изобразив на широком лице покорность, подошел еще ближе, надеясь, что князь наконец обернется. Казимеж махнул рукой, приглашая его сесть рядом. Проха тоже перебрался поближе к хозяину. Не нравились ему Ежкины глаза — черные, нехорошие.
— Милостивый государь… — начал было Юрек.
— Давай уж, братец, без чинов. Все по Землице ходим — уж какие государи нынче… Топь тебя побери… Вали свою печаль на княжью голову! Одной больше, одной меньше… с отцом твоим, Юрек, от одного учителя батоги принимали, тебя на руках нянчил — так уж и осерчаю, да не убью, Черному князю не отправлю… Каська опять?
Юрек вздохнул, распрямляя широкие плечи, тряхнул головой.
— Кабы только Каська… Укороти, князь, твоего любимца. Ведь шепчутся мужички. У всех жены, не все в ладу. А на бабий подол замка не повесишь. Мужички пошепчутся и… беды б не было. Змею у сердца греешь…
— Так уж и змею, — усмехнулся Казимеж. — Не всяк змея, кто шустрей тебя. Обнимали бы баб погорячей, так и Илажке б не разгуляться…
Под насмешливым взором князя Юрек потемнел лицом, придвинулся ближе и заговорил торопливым шепотом. Прошка подкрался, завалился под скамьей и принялся с видимым усердием гонять блох. Не на шутку разволновавшийся Юрек только толкнул его ногой, но не прогнал — и Проходимец жадно вслушивался в его сбивчивый быстрый шепот.
Только ровным счетом ничего не понял.
Илажка, княжин черноголовый любимец, зарился, по словам путаника Юрека, на чужое, только взял какое-то «свое» у Юрековой Касыда да «урвал» у Немирки, покуда ее благоверный таскался в Дальнюю Гать на рынок за новым жеребцом.
Прошка помотал головой, недоумевая. Немирка вовсе не выглядела как-то иначе, наоборот, повеселела и даже к нему, Проходимке, стала приветливей — и ежели Илажка что и урвал, то из такого места, что сразу и не приметишь.
Проха тихо зарычал, думая, не ухватить ли клеветника Юрека за ногу. Не рвал Илажка никого — в это Проходимец никак не поверил бы. Иларий ему нравился. Хороший он, черноголовый, щедрый. Собак, хозяйских ли, вольных, никогда не обидит. А бывает, злится старый хозяин, у всей дворни чубы трещат. А войдет Илажка, сверкнет веселыми глазами — и от его шуток повеселеет Казимеж. Уж глядишь — треплет по голове верного Проху да раз — полную миску со стола… С потрошками, с косточкой…
