Михаилу Николаевичу хотелось не спеша, обстоятельно проанализировать события последних часов, а посему он немедля отправился на квартиру к Бартонду, запасные ключи от которой ему вручил накануне предусмотрительный хозяин. Прибыв на место, доктор заварил в объемистом фарфоровом чайнике ароматный напиток, прихватил связку баранок и занял место за письменным столом. В списке неотложных дел, который он набросал на листе бумаги, на первом месте стояло – немедленно связаться с капитаном Бойко и Гуровым. Но долго заниматься планированием ему не дал Николай Петрович, который, не раздеваясь, вбежал в комнату, потрясая каким-то конвертом, и, едва отдышавшись, почти прокричал своему другу:
– Миша, может, ты объяснишь, что значит сия бумага?
На бланке университета было начертано предписание, в соответствии с которым приват-доцент Бартонд Николай Петрович откомандировывался в распоряжение верховного начальника санитарной и эвакуационной части всех фронтов, генерала от инфантерии его высочества принца Ольденбургского.
– Не торопись, Николай, сейчас разберемся, а пока попей чайку.
В этот момент в дверь позвонили, а через мгновение на пороге появилась фигура ротмистра Воронцова.
– Господа, прошу меня простить за столь бесцеремонное вторжение, но дверь была не заперта. Я к вам с новостями от академика Павлова.
– Подождите с новостями, уважаемый Петр Всеславович. Возможно, вы в курсе столь неожиданных изменений в моей судьбе? – с этими словами Бартонд передал ротмистру предписание.
– Успокойтесь, господа, как раз об этом я и хотел с вами переговорить. Кстати, Николай Петрович, вы не один, кто получил подобный приказ. Ваш покорный слуга, по согласованию с товарищем министра внутренних дел, командующим отдельным корпусом жандармов, свиты его величества генерал- майором Джунковским, также откомандирован в распоряжение принца Ольденбургского. Да и вы, Михаил Николаевич, по моим данным, получите аналогичный документ. Но об этом, я думаю, вы услышите лично от его высочества. А сейчас, господа, у нас просто нет времени на разговоры. Я взял на себя приятную обязанность передать вам письменное приглашение его высочества прибыть на церемонию награждения «ЗА ПОЛЕЗНЫЕ ОБЩЕСТВУ ТРУДЫ», которая состоится в четыре часа пополудни во дворце генерал-губернатора. Я, как уже видите, в парадном мундире, а вам предстоит примерка подобающего сему случаю костюма.
Ротмистр крикнул по направлению к двери:
– Егор, заноси!
В комнату вошел молодой унтер, сжимающий в каждой руке вешалку с фраком. Ошеломленные врачи быстро переоделись. К их неимоверному удивлению, костюмы подошли идеально, что не могло не вызвать общий вопрос к ротмистру, который доктора произнесли практически хором:
– Петр Всеславович, но как?!..
Ротмистр был явно доволен тем, что сюрприз удался, пообещал все подробно объяснить попозже и произнес в заключение:
– Академик Павлов, попав в аналогичную ситуацию, рассмеялся и сказал мне: «В тайной канцелярии есть всё!» И я с ним полностью согласен. В путь, господа, автомобиль ждет.
Поездка заняла минут пятнадцать, и за это время Воронцов лаконично рассказал о предыстории сего события.
– Скажу вам по секрету, господа, что среди весьма обширного списка награжденных есть бесспорный фаворит. И решение посетить Москву и лично вручить ему орден Святой Анны третьей степени подвигло его высочество принца Ольденбургского несколько изменить график своих переездов. Но это того стоит. То, что сделал сей достойный негоциант, так или иначе повлияет на судьбы сотен людей. И нас с вами, господа, в их числе. Но дело было так: в начале апреля в Петроград приехал из Сибири один из купцов Сычевых. Из старообрядцев, в летах, хотя иного молодого за пояс заткнет. Состояние богатейшее, а единственный наследник – юноша двадцати годов, который, надо же так случиться, подхватил пневмонию. Отец всех светил медицинских созвал, в пояс кланялся, золотом осыпал – а сыну все хуже. А тут как раз академик Павлов к профессору Ижевскому приехал, привез новый электромагнитный генератор. Так, Сычев-старший, не поверите, в полночь в гостиницу к Ивану Петровичу прорвался. Я как раз соседний номер занимал и все сам слышал. Дверь буквально с петель снес, на колени упал, плачет и просит сына спасти. Обещал половину капитала отписать.
– А что академик? – заинтересованно спросил Михаил Николаевич. – К нам на передовую лишь слухи доходили да статьи газетные. Иные шелкоперы имели наглость писать, что, мол, нобелевский лауреат заработать на горе чужом решил, златому тельцу поддался. А излечив больного, куш урвал и не побрезговал.
– То, что юношу с того света вытащили, – это святая правда. А насчет злата… Когда Сычев со стряпчим приехал, дабы слово купеческое исполнить и половину имущества на Ивана Петровича переписать, тот ни копейки не взял. Сказал только: «А вот если желает в годину военную Федор Поликарпович внести лепту свою в дело победы российского оружия, да и изобретениям новым помочь, чтоб солдатиков раненых и увечных врачевать способнее было, то от помощи институту не откажемся», – и пригласил его в Попечительский совет. Но, господа, пока все, мы прибыли…
Автомобиль затормозил возле хорошо известной всем жителям первопрестольной резиденции главноначальствующего над Москвой князя Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона. На входе стояли несколько городовых, которые сверяли фамилии прибывающих со списком и лишь изредка просили предъявить приглашение. Во избежание возможных недоразумений там же присутствовал один из адъютантов князя. При виде ротмистра стражи порядка вытянулись во
