Митяев кивает головой в сторону двери, затем, с интересом оглядев панораму, выходит вслед за мной. Посреди комнаты стоит, оглядываясь украдкой по сторонам и хлопая испуганными глазами, десятилетний парнишка в поношенной одёжке, грубо подогнанной с чужого плеча, ботиках-растоптышах, комкающий в руках засаленный картуз. Сзади, положив руку ему на плечо, то ли удерживая, то ли успокаивая, высится Гриня. «Мамочка» снова привязана к скамейке, испуганно смотрит на происходящее. Скрученные урки лежат на пузиках ногами к нам и боятся лишний раз пошевелиться. Атмосфера не совсем оптимистичная, но другой пока нет.
– Ну, давай знакомиться. Ты – Данилка?
Малец поспешно кивает в ответ, косясь на связанных.
– Не бойся их, они тебе уже ничего не сделают. А фамилию свою знаешь? Полностью можешь назваться?
– Ага… Даниил… Адамкевич…
– Хорошо. А скажи-ка мне, Даниил Андриянович, как звали твою бабку по отцу? – Если ответит правильно, значит – наш парень. – И сколько ей годов?
– … Яухимияй Тарасавнай… Тольки у прошлым годзе представилася яна.
Все, зкзамен закончен. Это – действительно Алесин братец. Задаю чисто для проформы последний вопрос.
– Алеся теперь у нас жить будет. Ты к ней хочешь?
Парнишка кидает быстрый взгляд на «мамочку», затем быстро кивает, мол, да. Рахиль пытается что-то вякнуть, но получает от стоящего рядом Михалыча звучного «леща» вкупе с дружелюбным пожеланием:
– Пасть заткни, кочерышка гнилая. Тебе слова не давали.
Ну, в принципе, можно и собираться… Так, а что это малый все на стол косится?
– Данилка, а ты есть хочешь?
Тот как-то съеживается, затем через несколько секунд несмело кивает. Чтобы уточнить промелькнувшую догадку, спрашиваю у бандерши:
– Когда он последний раз ел?
Та мнется, но, получив еще один подзатыльник, выдает правильный, в смысле честный, ответ:
– Уфчера утром… Эта усе Беня!.. Ён сказал не кормить, пока не смогёт лампу у конке стырить!..
Ни хрена себе, педагогические приемчики! Подвожу мальчишку к столу.
– Давай, Данилка, подкрепись перед дорогой. А мы тем временем сборы закончим.
Тот несмело протягивает руку и берет со стола обгрызенную корку хлеба.
– Нет, ты как следует поешь!
Придвигаю к нему сковородку с жареным мясом, сую в руку хороший кусок ситного. Парень сначала откусывает небольшой кусочек, а потом начинает изображать мясорубку. Оставив его под Грининым присмотром, тем временем возвращаюсь в кабинет к пахану и отпускаю Семена. Беня лежит кучкой… мяса у стены, чуть слышно постанывая. Старик внимательно смотрит за моими действиями. Напрягается, когда подхожу к нему и достаю нож.
– Лапы сюда давай. – Разрезаю веревку, стягивающую кисти, затем, наклоняясь, режу путы на ногах. – Ну, бывай, иван. И помни, что я тебе сказал.
– Что, так вот и отпустишь? И меня, и корешей моих? – Опять углом рта усмехается вор. – И рыжье не утащишь?
– Кресты возьму, на них номера пробиты, попробую хозяина найти. А остальное – я не за этим приходил. Мне малец нужен был. Если считаешь, что это богатство твое, – забирай.
– Ты, мил человек, видать, и взаправду, по другой дорожке шлепаешь, – старый произносит это с непонятной интонацией. – Спасиба говорить не буду, а про слова твои подумаю…
Подождав несколько минут после того, как ночные гости растворились в темноте, старик вышел в другую комнату и стал развязывать своих подручных.
– Клещ, я их из-под земли достану, сукой буду! – Небритый телохранитель, морщась, растирал затекшие руки. – Сам на перо посажу, кто меня упаковал!
– Ты, Балда, как был шпаной, так, наверное, и останешься. Коль их найдешь, они тебя же и похоронят, к бабке не ходи. Им нас почикать щас было – легче легкого. Вона, иди на залетного глянь, какой красавец стал. К нему у них базар был. Мы – так, краем стояли. Те мужики с фронту приехали, тама крови вдосталь попробовали, смертушки бояться отвыкли. Сунешься, придется мне нового помогальника искать.
– Так что делать-то, а, Клещ?
– Ошмонайте хату как следоваить, чую я, тут еще много интереса заныкано. И с этой сучкой старой потолковать вдумчиво надоть…
