Я пожала плечами.
– По-моему, она не дает покоя вам.
Чтобы взглянуть на меня, он на миг оторвался от дороги, на которой мы были одни-одинешеньки. Мы, да еще поземка, порывами ветра расстилающаяся по земле. Только сейчас поняла, что Лигенбург должен уже оказаться с моей стороны, но он по-прежнему со стороны Ормана. Больше того, с каждой минутой город становился все более крохотным, застывшим на островке посреди метущего снега.
– Куда вы меня везете?
– Хочу показать одно место. Тебе понравится.
– Вы так в этом уверены?
– Уверен. Ты же художница.
Мобиль вспарывал снежную пелену с той же легкостью, как ножницы умелой портнихи – ткань. Наверное, мне нужно было потребовать, чтобы он развернулся, но я молчала. Молчала, потому что мы с ним и так оставались наедине в полупустом… хм, будем честны, в пустом доме. К тому же, мне стало любопытно: отсутствие вдохновения измучило меня, как жажда караванщика, затерявшегося в пустынных барханах. Вместо того чтобы писать я либо смотрела на пустой холст, либо думала о случившемся. Если раньше меня терзала только долговая метка Ормана, то теперь…
Смогу ли я вообще писать после того, как все, что было мне дорого, рухнуло из-за дорогой моему сердцу «Девушки»?
После того, как мне придется ее продать.
Мысли оборвались, когда нас слегка подбросило: Орман свернул с дороги и остановил мобиль. Слева раскинулось бескрайнее поле, нетронутое ни единым следом, как лист дорогущей писчей бумаги или чистый холст. Справа – тоже, разве что вдалеке теперь виднелся озябший лес, собравшийся густым темным пятном под полоской тяжелого неба. Вместо гладкого, присыпанного снежной крупой полотна, впереди раздалась глубокая колея, по которой разве что конный экипаж мог пройти. Больше того, колея эта была густо заметена снегом, что в путешествии очень и очень опасно – никогда не угадаешь, что под ним скрывается.
– Похоже, нам придется вернуться, – заметила я.
– Ты так думаешь?
– Вы же не поедете туда? Там ничего не видно.
Вместо ответа Орман вышел из мобиля, даже не потрудившись закрыть дверцу. Порыв ветра подхватил полы его распахнутого пальто, а потом снег взметнулся ввысь, словно пошел от земли к небу. От плеснувшей с пальцев Ормана магии захватило дух, сердце пропустило удар и забилось как сумасшедшее. Как зачарованная, я наблюдала за искрящейся изумрудной волной, прокатившейся от поля до леса, оставляя за собой ровнехонький след и послевкусие могущественной магии. От нее покалывало виски и кружилась голова.
– Основная проблема мобилей в том, что для них нет нормальных дорог, – хмыкнул Орман, возвращаясь на сиденье и захлопывая дверцу. – Мы производим транспортное средство, способное преодолеть расстояние в разы быстрее даже самого скорого поезда, но не можем обеспечить ему нормальную проходимость между городами.
– Вы там травку сожгли, – это было большее, на что меня хватило.
Потому что я до сих пор сидела с широко распахнутыми глазами, вспоминая изумрудный шторм.
– Нет, просто слегка подравнял дорогу. Новой траве до весны ничего не грозит, а этой уже без разницы.
Я глянула на пожухший обугленный клочочек в снегу и моргнула.
– Что это была за магия? – спросила, когда наконец, обрела дар речи.
– Магия искажений.
– Искажений?
– Древняя магия, суть которой ложится в основу любых мало-мальски серьезных заклинаний. В большинстве своем, упрощенных донельзя. Я бы сказал, до примитива в сравнении с изначальными.
– Но вы знакомы с изначальными?
Орман кивнул.
– Откуда?
– Неважно. – Он взглянул на меня, словно собираясь что-то добавить, но промолчал.
Что же, если я собираюсь учиться у него, сейчас самое время об этом сказать. Не только сказать, но и сразу все обсудить. Пока я не передумала.
– Я намерена принять ваше предложение, месье Орман.
Затянутые в перчатку пальцы, постукивающие по рулю, замерли.
– Но у меня есть условия. Первое – вы больше никогда не станете делать так. – Я достала злосчастный конверт с деньгами. – И второе: наше общение будет связано только с учебой и с магией.
– Нет.
