его услышал и трансформировал магазин на винтовке.
На этот раз, удовлетворившись осмотром, Саныч поднял взгляд и секунды три наблюдал за целями, даже не поворачивая головы, одними только глазами. Когда прозвучал сигнал старта, он вдруг исчез, точнее, рванул с места, на такой запредельной скорости, что моему сознанию, в первую долю секунды, показалось, что он просто испарился. На том месте, где он стоял, осталось только легкое марево схлопывающегося воздуха, заполняющего появившуюся пустоту, а по полу пошла миниатюрная кольцевая волна. Краем зрения заметив неясное движение на периферии, я резко повернул голову туда, но только для того, чтобы увидеть, как Саныч, уже находясь в воздухе, закручивает какой-то невероятный кульбит и практически со скоростью пулеметного огня поражает все цели. Пардон не все, вон еще штук семь вылезло, Саныч же, перевернувшись в воздухе, гасит инерцию движения, чуть согнув ноги в коленях. Ну, вроде ничего такого необычного, я сам не раз так делал, только проблема в том, что он сейчас находится на потолке, а это, мать его, десять метров от пола. Оттолкнувшись от потолка, под углом летит к полу, в воздухе закрутившись юлой, уничтожает еще три мишени и, перевернувшись в последний момент, приземляется на пол. Но набранная скорость тащит его дальше, спиной вперед, Саныч же подавшись чуть вперед, просто скользит ботинками по бетону, и при этом, уничтожает четыре последние мишени. Затормозив почти возле самой стены, он выравнивается и задает вопрос.
— Эй, на вышке, время?
— Ээээ… — Похоже, дежурный офицер тоже в шоке. — Три целых, двадцать одна сотая секунды. С момента сигнала, до поражения последней цели.
Наниты, осыпавшись с него, оставляют в тренировочном комплекте. А этот старый пер… Эм… Уважаемый человек, схватившись правой рукой за поясницу и согнувшись, шаркает ногами в сторону двери.
— Клятый радикулит, совсем замучал изверг. Надо же больше трех секунд возился. Старею, однако, старею. — На ходу причитал он. Поравнявшись со мной, уже обращаясь ко мне, продолжил. — Как там эти желторотики, из ваших говорят… Понял, краб, как надо? Прямые руки и нормальный скил, решают все!
В ответ, я смог только очень быстро и очень мелко закивать головой. Саныч прошаркал до дверей и скрылся в них. Я же медленно поднял руку и поставил отвалившуюся челюсть на место, а то самостоятельно рот закрываться не хотел. Вот, что это сейчас было? У меня такое чувство, что меня макнули головой в дерьмо, причем с чувством и всем прилежанием. А самое главное, настолько глубоко меня в него макнули, что даже пятки не выглядывают. Потом достали и еще раз макнули. Где Карфаер достал этого деда? Такое вытворять, имея всего лишь восемьдесят третий уровень… У меня слов нет — одни выражения, причем все матерные.
— Чего стоим? О чем мечтаем? — Раздался из динамиков ехидный голос. — Тренироваться будем, или как?
После этого представления я, до самого вечера молча, сносил все подколки старика, и когда подошло вечернее время отдыха, быстро переодевшись, бегом направился в магазин и буквально через пятнадцать минут стоял снова перед дверями в зал управления полигоном. Войдя в помещение, застал Саныча еще за пультом и, слегка прокашлявшись, привлек его внимание.
— Чего? — Не поворачивая головы, спросил Саныч.
— Тут я, это… — Начал мямлить я. Уж очень сильно был поражен демонстрацией умений Саныча, но спохватившись, продолжил уже нормальным голосом. — Саныч, прости идиота, ляпнул не подумав, загордился скоростью своего развития. У меня тут два литра извинений и пару килограмм закуски к извинению.
Для большей убедительности, даже потряс означенными продуктами в своих руках. Саныч развернулся, смерил меня и мою ношу оценивающим взглядом, тяжело вздохнул и молвил.
— Эх, молодежь. Учишь их, учишь, а ума не добавляется. Кто же ходит извиняться всего с двумя литрами?! Пускай даже Альваса.
Достав откуда-то снизу два пустых стакана и протерев их пальцем, призывно махнул рукой. В двух словах простили меня на третьем литре, оказалось, что у Саныча, в загашнике, еще пятилитровая фляга с пойлом стоит. В итоге, часа через два, мы уже хорошенько наклюкавшиеся, пели песни. Правда,
