Появляется всадник

людей?.. До сих пор она боялась лишь Эремиса и не самой тьмы, а того места, где он оставил ее.

— Печально, что Эремис не любит попользованное мясо. А я люблю мясо не настолько, чтобы рисковать союзом с Мастером. Спрячьте грудь… или щеголяйте ею… как угодно. — В скрипе голоса она расслышала тоску и облегчение. — Меня вам не совратить.

И, словно ждала его позволения, Териза поспешила застегнуть пуговицы.

Наконец—то ее глаза начали привыкать к слабому свету. Когда она пристально вглядывалась во тьму, то различала очертания фигуры рядом с чем—то, что представлялось ей дверным проемом. Голос шел оттуда.

Стиснув зубы для вящей смелости, она встала и подергала цепь.

Она смогла поднять руку, прежде чем почувствовала, что цепь натянулась. Териза пошла по ней и обнаружила, что цепь прикреплена к стене в изголовье кровати — почти десять футов длины, что позволит ей выполнять почти любые гимнастические упражнения в кровати, но чего недостаточно, чтобы добраться до фигуры в дверном проеме. Тем не менее, она почувствовала себя лучше, определив, что у нее есть пространство для маневра. Если больше ничего не получится, во всяком случае у нее есть возможность ударить Мастера Эремиса, прежде чем тот прикоснется к ней снова.

Повинуясь инстинкту, она обмотала цепью руку, сделав нечто вроде кастета, и прижалась спиной к стене. А затем снова взглянула на фигуру со скрипучим голосом.

— Вы — Вагель. — Подтверждение ей не требовалось; она была уверена в этом. — Знаменитый Архивоплотитель. Человек, который довел Хэвелока до безумия. Почему вы это делаете?

— Делаю что?

— Подчиняетесь ему. Вы называете это союзом, но он, вероятно, обращается с вами как со слугой. Вы ведь Ддх*#-воплотитель. Самый могущественный человек, о котором когда—либо было известно. Почему вы служите ему? Почему не наоборот?

Очертания фигуры изменились, словно она пожала плечами.

— Власть, — сказал он, продолжая скрипеть вилкой по стеклу, — часто вопрос положения, а не таланта. Он сказал правду. Весь мир будет принадлежать ему благодаря небольшому открытию, которое позволяет воплощать зеркало в зеркале. Но истинная власть не в этом.

— Правда? — Териза не удержалась и уступила желанию поддразнить Вагеля. Для всего остального она была слишком напугана и разъярена. Судя по всему, Вагель слушал — смотрел, — когда Эремис раздевал ее. — Тогда в чем же?

— Его истинная власть, — проскрипел Архивоплотитель, — в том, что он незаменим для своих союзников — ввиду своего таланта, конечно, но, кроме того, из—за своего положения в Гильдии, в Орисоне. Как бы я мог получить его возможности, его свободу? Гилбур, уверяю вас, тоже был устроен вполне неплохо. Но его талант можно заменить. Он просто сообразителен — необыкновенно сообразителен — но далеко не гениален. И ненавидит весь свет слишком сильно, чтобы приобрести союзников—за исключением Эремиса. Нет, подлинное могущество Эремиса заключается в умении договориться с кем угодно.

Он нашел способ договориться со мной, хотя его Воплотимое значительно уступает моему — и кроме того, я был цепочкой, позволившей ему начать переговоры с Фесттеном много лет назад, когда он спас меня от прозябания среди Вассалов Аленда. Он нашел способ договориться с Фесттеном, несмотря на привычку верховного короля единолично принимать решения. Он найдет способ справиться с вами… — Вагель издал презрительный смешок, — и справиться так, что вы не будете просить о смерти лишь потому, что он запретит вам говорить.

Териза вдруг перестала слушать. Алендские Вассалы. То, как он произнес эти слова, заставило ее включить чутье, и новый кусок головоломки встал на место. Она с удивлением воскликнула:

— Почтовые голуби.

Вагель молчал, словно сраженный.

— Именно вы завели почтовых голубей. Вы дали их Вассалам Аленда.

— Эти жирные бароны, — угрюмо заявил Архивоплотитель, — своей наглостью и детскими амбициями едва не свели меня с ума. Они требовали—требовали — Власти. Воплотимого. Я должен был удовлетворить их, чтобы меня оставили в живых, меня, величайшего Воплотителя, какого знала история. А потом они удовольствовались птицами, способными переносить послания. Я мог уничтожить их давным—давно — я мог бы получить на это разрешение у Эремиса, — не будь они такими ничтожествами.

И за это, за мои страдания, Джойс заплатит сполна. — Месть, — пробормотала Териза. Ее внимание снова обратилось на Вагеля. — Они с Хэвелоком победили вас, когда вы возомнили, что станете повелителем мира, и вы не можете жить, не мечтая о мести. Нет, вас не волнует, у кого власть. Вас не волнует, как унижает вас Мастер Эремис. Вас волнует одно: как причинить боль людям, которые доказали вам, что вы ошибались.

То, что делает с вами Эремис, намного хуже того, что сделал когда—то король Джойс.

— Неужели? — Голос Вагеля заскрипел еще сильнее. — Как странно вы рассуждаете. Ваше поражение удивляет меня все меньше, несмотря на ваш невероятный талант.

Манеры Эремиса оскорбительны, но то, что он предлагает взамен, — нет. По—вашему, Джойс или Хэвелок доказали, что они лучше меня, — способнее, умнее, могущественнее? Они доказали лишь то, что они коварнее. А вы видели в Морданте, в Орисоне что—нибудь такое привлекательное, достойное или могущественное, чего невозможно было бы предать? Меня победил не великий Воплотитель, не великий король, а великий шпион.

Она думала, что Архивоплотитель замолчит, но ошиблась.

— Не отрицайте мести. Если я не ошибаюсь, — он ухмыльнулся, — то вас переполняет именно это чувство. Но в вашем случае месть не удастся. Вы не будете служить тому человеку, который сделал зеркала из пропитанного кровью песка ваших желаний. Эремис одолеет вас, затем все ваше нутро вылезет наружу.

— То же и с вами, — ответила она, словно слова Вагеля не оскорбили ее. — Он использует вас — и затем одолеет вас. А когда вы перестанете быть ему необходимы, отшвырнет вас, как сломанную игрушку. Вы не получите возможности отомстить. Он прибережет все удовольствие для себя.

Вагель вдруг зашипел. Наступило долгое молчание. Териза крепче сжала звенья цепи в кулаке, но неясная фигура не двигалась.

— Нет, — сказал он наконец, словно она вызвала его на искренность. — Все его союзники вынуждены бояться этого, но без меня ему не обойтись. Фесттен верит мне. Интриги Эремиса ни к чему бы не привели, если бы я не стоял между ним и верховным королем. Он слишком сильно нуждается в Кадуоле, чтобы рисковать союзом с ним, обманывая меня.

А без меня вся сила Воплотимого, какой он располагает, превратится всего лишь в орудие — он сможет нанести тяжелый удар, но не сможет нанести его где захочет. Это бесполезно. Я — Архивоплотитель, как вы заметили. Процедура изготовления зеркал такова, что изображения, которые мы получаем, — мои. Вы верите, что мы могли добиться такого успеха случайно? Что сообразительный Гилбур мог бы сделать необходимое нам зеркало, просто смешивая случайные сочетания красителя и окислителя, песка и земли? Я скажу вам, что он потел бы до скончания века и не изготовил бы даже зеркало, которое позволило нам добраться до Низинного Дома, — или то, которое показывало зал аудиенций в Орисоне. Победа принадлежит мне.

Именно я исследовал все закоулки Воплотимого, и никто в дурацкой Гильдии Джойса не может сравниться со мной.

Вагель повысил голос.

— Эремис ничего не смог бы без меня. Его потребности в зеркалах, которые могу изготовить лишь я, беспредельны. А поэтому… — он казалось с трудом удерживался, чтобы не кричать, — прежде чем я признаю, что удовлетворен, я поджарю внутренности Джойса на медленном огне. Я буду слушать, как он воет, пока не сойдет с ума, или, клянусь звездами, я получу удовлетворение от самого Эремиса!

Внутренняя дрожь Теризы стала такой сильной, что она не могла говорить.

Внезапно Архивоплотитель повернулся, чтобы уйти.