— Боюсь, что интереснее всего было бы их читать вашему психиатру.
— А что же в этих снах такое психиатрическое?
— Понимаете, не пойму наверняка. То я видел себя птицей, — и ведь летал!. То как амфибия плавал… То я Зверь Лесной, — знаете, как в мультике «Аленький цветочек». То я Разящий Меч, — ну или разящий мечом… Но последние ночи, — как я пришел в сознание, наверно, — я перестал опять видеть эти сны…
— Интересно, интересно… Скажите, а вот эти рисунки, — что это?
— Знаете, я просыпаюсь ночью или утром, — уже без сновидений, — и мне очень хочется опять попасть в эти сны. И я по памяти начинаю рисовать картинки из своих видений.
— Можно их посмотреть?
— Конечно.
— Спасибо. Я возьму их с собой. А я к Вам с хорошей новостью. Предполагаю, что сегодня, после осмотра доцентом, Вас переведут в общую палату в хирургическое отделение. Как Вы на это смотрите?
— С воодушевлением. Если честно, то я покривил душой, что мне с Вами хорошо. Мне психологически трудно переносить эти ночи с включенным светом, стонами, криками, авралами ваших дежурных бригад… Вообще-то я домой хотел бы…
— Ну, домой Вам однозначно рано, да и решать сроки выписки будут хирурги. А вот в отделение хирургии я Вас сегодня обязательно переведу.
— Хорошо, доктор, я согласен.
Вот такая радость была у меня с самого утра. Значит, уже сегодня я буду в общей палате, где можно будет попросить выключить вечером свет и не включать его без крайней необходимости. Если бы еще не эти наручники… Они холодили запястье, создавали массу неудобств…
— Доброе утро. Проснулись уже. — Перед кроватью стоял следователь.
— Да, уже, — не хотелось с ним быть таким же многословным, как с врачом. Кто его знает, что у него на уме…
— Хочу поставить Вас в известность, что по ходу следствия, мы не можем подтвердить Вашу вину, и потому ограничение… Словом, мы снимаем с Вас наручники под подписку о не выезде.
— Это приказ или предложение?
— Шутить изволите?
— Да, шучу я, шучу… Конечно снимайте. А когда это я давал подписку о не выезде?
— Вот сейчас и дадите. Или не дадите?
— Да чего бы не дать? Берите, — снова, уже облегченно, пошутил я.
— Вот здесь распишитесь, а вот здесь напишите…….. Всё. Ставлю Вас официально в известность, что Вам нельзя покидать пределы города. При острой необходимости необходимо явиться ко мне и согласовать время, срок и направление, куда Вы едете. Вам понятно?
— Понятно, понятно, — я же расписался.
Ну, вот и вторая хорошая новость с утра.
— Доброе утро.
Сегодня что? День посещений, что ли? Психиатр Лейла собственной персоной.
Нет, я не скажу, что мне не приятно. С момента, как с меня сняли наручники, приковывавшие меня к кровати, я всё еще растирал руку, — она, как мне кажется, остужена на долгие дни и недели от этого металла.
— Это Вы? Третья… — улыбнулся я.
— Третья?
— Да, третья радостная весточка с этого света на наш.
— А поподробнее?
— Сначала реаниматолог объявил о моем переводе в отделение, потом с меня сняли наручники, теперь Ваша улыбка…
— Вам нравится моя улыбка?
— А Вам не нравится Ваша улыбка? — я не переставал улыбаться.
— От сложносочиненных предложений Вы перешли на упрощенные ухаживания? — психиатр улыбнулась. — Это на Вас так реанимационное отделение действует?
— Наверно, на меня так действует Ваша улыбка.
— Ну да ладно. Комплименты в столь откровенном обнаженном виде мне говорят не часто, потому я Вас прощаю. И приглашаю после перевода ко мне на прием.
— Что-то со мной случилось?
— Да нет, просто меня заинтересовали Ваши рисунки. Обычно я сама показываю своим пациентам рисунки для диагностики, и не часто они сами меня
