Кроме того, сохраняется возможность, что участок мозга, нуждающийся в стимуляции, изменится в ходе обучения, — с этим вопросом не разобрались еще даже ученые, что уж и говорить о любителях домашней стимуляции. Рои и его команда проверяют гипотезу о том, что стимуляция полезна на ранних стадиях обучения, потому что помогает поддержать сознательное стремление учиться; но, когда навыки укрепляются и информация в основном извлекается из памяти, стимуляция теменной доли могла бы принести больше пользы‹‹9››.
Но, что еще важнее, подчеркнул Рои, нет никаких доказательств того, что ежедневное использование ТЭС или любой другой электростимуляции на протяжении месяцев принесет вам пользу — и даже того, что это безопасно. Чтобы проверить это, нужно было бы проводить стимуляцию больших групп людей в течение месяцев и очень пристально наблюдать за каждым из участников.
«Я бы не взялся руководить таким исследованием. Мне и свой-то мозг три месяца стимулировать не хотелось бы. Уж тем более я бы не стал так экспериментировать над другими людьми!» — сказал он и криво улыбнулся.
В общем, на его взгляд, причин относиться к электростимуляции с осторожностью более чем достаточно: «Мы не знаем, кому она подходит, кто получит от нее больше пользы. Мы не знаем, безопасно ли применять этот метод длительное время. Судя по всему, стимуляция сама по себе не слишком эффективна — и если вы хотите добиться долгосрочных результатов, а не улучшить свои навыки на пару минут, нужно проводить ее одновременно с когнитивными тренингами. Так что, принимая все это во внимание, я не стал бы говорить: „А знаешь что? Пойдем попробуем!“»
И я доверяю суждениям Рои — особенно после его рассказа, сколько раз ему предлагали заработать на том, чтобы поставить свое имя под аппаратом для домашней ТЭС; но до сих пор ему удавалось противостоять искушениям. «Мне кажется, что на данный момент это неправильный подход. Сначала нужно подробнее изучить вопрос».
Рои выступает за ограничение коммерческого распространения наборов для домашней электростимуляции, которые до сих пор не относятся к категории медицинских устройств, так что процесс их разработки и проверки фактически не попадает под медицинское законодательство. Аналогичным образом БАДы не считаются лекарственными средствами, а потому, если производители не делают громких заявлений об их медицинских свойствах, не так строго контролируются. Получается, во всем мире фактически проводится эксперимент на живых людях, но никто за ним не следит и не контролирует его безопасность.
Ну и последнее, что хотелось бы сказать о стимуляции мозга. Я так или иначе касалась этого вопроса при каждой своей попытке изменить мозг. Нужно принять неоспоримый факт: никому из нас не стать сверхчеловеком. Людям моего склада нравится думать: «Ага, раз существует нейропластичность — нужно ею воспользоваться». Но доказанное воздействие «когнитивного усовершенствования» скорее связано с оттачиванием индивидуальных различий, основанных на генетической предрасположенности и жизненном опыте. Никому из нас не суждено превратиться в суперкомпьютер (или, как в одном из своих докладов сформулировал Рои, ничто не сможет перенести нас за «типичный для нашего вида нормальный уровень функционирования»‹‹7››). Точно так же, сколько бы белкa я ни ела в детстве, я бы никогда не выросла выше 160 сантиметров (похоже, это генетически обусловленный предел роста для женщин моей семьи). Мозг пластичен, но у этой пластичности есть ограничения.
Учитывая все сказанное выше, стоило ли мне вообще проходить все эти математические тренинги, если с повседневными задачами отлично справляется калькулятор в моем телефоне? Я считаю, что да. Они помогли мне набраться уверенности в себе и понять, что способности у меня есть — они ждут своего часа и готовы раскрыться, стоит мне преодолеть отвращение и научиться наслаждаться разгадыванием задачек.
Так я подошла к логическому мышлению. Этот навык связан с математическим мышлением, но не тождественен ему. Как и в математике, да и практически в любой области, которую я изучала при создании этой книги, людям не всегда бывает просто добиться успеха в этой сфере. Логическое мышление связано с управляющими функциями мозга (и особенно с оперативной памятью), без которых невозможно сознательно удерживать ход мысли, чтобы прийти к логическому заключению.
Я обрадовалась, когда узнала, что мне не нужно менять свой мозг, чтобы подружиться с математикой, — достаточно было просто понять, что где-то глубоко внутри меня есть большой потенциал, пока погребенный под толстым слоем низкой самооценки. И теперь мне интересно, сработает ли это и в отношении логического мышления (и не только потому, что раз уж мои математические навыки в порядке, то с логическими тоже все должно быть хорошо).
Нет смысла отрицать — я всегда была человеком довольно эмоциональным (см. главу 2). И эта основополагающая характеристика моей личности часто становилась причиной конфликтов с отчимом, который превыше всего ценил логику. Я давно сбилась со счета, сколько раз он говорил мне, что бессмысленно о чем-то переживать и нервничать — нужно просто не торопясь все логически обдумать. Если решение кажется логичным, оно должно быть правильным. Возможно, он всегда так рассуждал, потому что сам вырос в семье сержант-майора военной полиции. А может, в его жилах текла кровь вулканцев[4]. В любом случае, мы с ним часто не соглашались по поводу того, чем лучше руководствоваться, принимая решения: эмоциями или логикой.
Вообще-то есть достаточно серьезные доказательства того, что эмоции — не самый плохой ориентир. Определенная область префронтальной коры связывает эмоциональную и логическую информацию в ходе принятия решений. В исследованиях, в которых участвовали люди с повреждениями этих участков головного мозга, обнаружилось следующее: когда им предлагали выбрать один из двух вариантов и логически определить, какой из них лучше, было невозможно, они просто не могли принять никакого решения. Когда логических причин предпочесть то или иное решение нет, мы всегда полагаемся на
