только Маринка Плотнова, с которой она с детского сада дружила, да и то, они с ней виделись не чаще чем раз в месяц, а может и реже. Даже эти встречи София всегда старалась соединить с походом в салон, и сидя на соседних креслах они за пару часов могли вдоволь наболтаться обо всем на свете. К маме она просто не имела права не зайти хотя бы раз в неделю. Нина Михайловна не молодела и всегда с распростертыми объятиями встречала дочку и любимую, единственную, внучку. Да и втроем они часто в выходные заглядывали к ней на вкуснейшие домашние пироги с повидлом. София обожала свою кудряшку, но не вращалась на одной ноге лишь вокруг нее. У нее были еще и другие интересы, хоть и минимальные, но были.
- Иван, я знаю что ты пожалеешь обо всем, что только что тебе пришло в голову. Или не только что… - София смело смотрела прямо в испепеляющий огонь в глазах мужа. – Я люблю нашу дочь не меньше чем ты. Вот только я даю ей право на ошибки и болезни, а ты не даешь такого права никому.
София почувствовала, как на глаза все же накатывают слезы безумной обиды. Ей не хотелось плакать. Она не собиралась, но… Резко высвободив свою руку из цепкой хватки, София все же покинула Ивана, не став дальше унижать себя. Она даже не стала громко хлопать дверью, ей просто хотелось тишины и покоя.
Господи, но ведь она всегда гордилась своим Ваней! А сегодня, как никогда, она ненавидела его. И себя, за это разрывавшее душу чувство.
София была согласна отмотать время назад и не дать Ивану отстранять ее от купаний Бахтияры. Сейчас она была согласна гораздо чаще не досыпать ночами, пытаясь уложить орущую без памяти дочь, а не радоваться тому, что эту роль легко взял на себя муж. В памяти всплыли первые шаги дочки, которые она сделала на глазах у Ивана. Первые слова, которым он ее обучал в любую свободную минуту. Самое первое - ПАПА.
В голову приходили лишь упреки, что она охотно позволяла Ивану быть идеальным отцом, оказавшись, в итоге, в его глазах никчемной матерью. Но ведь это не так! Или так? Нет, однозначно не так. Да, она не была сумасшедшей мамашей трясущейся над своим карапузом в маразме гипертрофированного материнского инстинкта. Но ведь и никогда не была безразлична. Как утверждает ее муж.
Иван проводил с дочкой лишь свое свободное время, а София – все остальное. Как же теперь он может ее упрекать в том, что она охотно давала ему возможность наслаждаться каждой минутой рядом с малышкой? Он ведь всегда сам настаивал на ее отдыхе и с удовольствием развлекал Бахтияру. Она ведь только из любви к мужу и его чувствам к малышке, не мешала им и не отнимала такие драгоценные совместные минуты. Почему же теперь все всплыло в таком свете?
Было очень больно и обидно, но истина гласит – слово не воробей. Ноги сами привели Софию в комнату Бахтияры. Практически бесшумно войдя в приоткрытую дверь, она обнаружила своё дитя сладко спящим. Ее малышка, скрутившись калачиком, занимала третью часть недавно приобретенной кровати, и тихо посапывала, уткнувшись в собственные колени.
Несколько секунд София тихонько наблюдала за Бахтиярой, и, в конце концов, решилась занять свободное место рядом с дочерью, легонько обняв ее сзади.
София подогнула колени и поймала себя на мысли, что они сейчас лежат в такой позе, как и несколько лет назад, когда они были намного ближе друг к другу и вряд ли когда-либо будут. Бахтияра росла в ее животе, а София ежедневно ласково поглаживала его перед сном. Сейчас, чтобы максимально близко прикоснуться к своей дочурке, ей никак не обойтись без собственных рук, в кольцо которых она пленила свою малышку.
Теплые воспоминания о девяти прекрасных месяцах проснулись в материнской душе. По телу разлилась сладость. София сильнее и сильнее жалась к Бахтияре, пока не окунулась в тревожные сновидения.
Спустя несколько долгих минут Ивану все еще хотелось орать во все горло, но влетев в детскую, он замер глядя на двух мирно спящих любимейших женщин. Он застыл на месте, пытаясь обуздать гнев.
Любящими до боли глазами он смотрел на рассыпанные по белоснежной подушке черные как ночь кудряшки и боялся поверить в то, что его девочка, его принцесса, больна. Как бы ему ни хотелось поверить в Софиины слова о незначительности случившегося, его отцовское сердце настойчиво твердило обратное.
Вот уже который день подряд, он не высыпался. Что-то невидимое толкало его каждую ночь к кровати Бахтияры, где практически до ее пробуждения, пролетала его бессонница. Он неудобно ютился на ее компьютерном кресле и с угла комнаты, оберегал детский сон. Он вдыхал ароматы ее тела, которое для него всегда пахло солнцем и счастьем. Этим солнцем в комнате его малышки было пропитано все вокруг. По ночам Иван прокручивал в голове практически каждый миг ее жизни, их жизни. Эти несколько дней были переполнены некой непонятной ему меланхолией. Все было как всегда, но что-то глубоко внутри его души настойчиво пыталось убедить в обратном.
Господь больше не давал им с Софией детей. Да и если быть до конца откровенным – им было просто некогда заниматься самим процессом. Время бурной молодости миновало и гормоны поулеглись. Иван все время проводил на работе, а выходные старался подарить дочке. София с материнством утратила былой темперамент и редко проявляла инициативу, ежедневно истрачивая собственную энергию на домашние хлопоты. Дни переполненные сексом и страстью остались в прошлом. Нет, у них, конечно, ЭТО случалось, но с каждым годом прекрасный процесс утрачивал свою значимость, качество и количество. Повседневная усталость и годы, все же давали о себе знать. Голова уже не была занята похотью. Мысли постоянно вращались вокруг других ценностей - обеспеченного будущего и настоящего. Секс раз или два в месяц, в их возрасте уже никак не мог привести к
