он солидно: подтянутый, седой, выражение лица значительное. Сел рядом и говорит: «Ну, Мартин, давай знакомиться. Я Курт Ригель, директор Института. Как тебя зовут, и как ты к Лешеку попал, я знаю…» Тут я его перебил: «К какому-такому Лешеку? Не знаю такого!»
Седой улыбнулся: «Так Слона на самом деле зовут, это его настоящая фамилия, как твоя – Кочек. А скажи-ка мне, Мартин, что тебе прошептал Слон перед самой смертью? Только не ври, по глазам увижу!» Я и не собирался врать, ответил честно: да, пытался мне что-то сказать, да не успел – скончался. Как только куртку свою погладил, так сразу и преставился. Да вы сами ведь видели!
«Верно – говорит Ригель, – видел. И куртку его приказал проверить, каждый шовчик прощупать. Кое-что мы обнаружили – личную карту Слона. Вещь, бесспорно, интересная и нужная, но к нашему делу отношения не имеющая. Ты, кстати, знаешь, зачем Слон в Дыру ходил?»
«Да, – отвечаю, – знаю, Комнату искал. Только ерунда все это, нет ее. Легенда, выдумка, байка для лохов-туристов». Директор слегка улыбнулся: «Почему ты так думаешь?»
«Столько лет, – говорю, – искали ее, всю Дыру перерыли, но не нашли. Я и сам не раз бывал, много чего видел, но Комнату – никогда». Ригель ухмыльнулся: «Мартин, ты ошибаешься – есть она, доказано. Слон ее нашел, да только нам рассказать не успел. Может, он тебе что-то прошептал? Или хотя бы намекнул?»
– Нет, – отвечаю, – не успел.
– Ладно, жаль, – говорит Ригель, – хотя очень странно. Сделаем так: ты у нас поживи пока, может, что и вспомнишь…
В общем, продержали они меня у себя еще три дня, несколько раз Ригель приходил, расспрашивал, но ничего не добился. Я твердо стоял на своем: ничего не знаю. Наконец кураторы от меня отстали.
А поскольку я был несовершеннолетний, и близких родственников у меня не осталось (тетка уже померла), то определили в социальный приют, где я и провел полтора года. Затем, в шестнадцать лет, перевели в училище для трудных подростков. Конечно, это не тюрьма, но близко к тому: за территорию не выйдешь, лишнего слова не скажешь. Однако имелись там и свои плюсы: я получил кое-какое образование и даже специальность.
Два года потом жил в Баслау – работал на автомобильном заводе. А позавчера, взяв отпуск, вернулся в свой родной город – отдохнуть, побродить.
Кстати, кураторы отдали мне куртку Слона. Когда я уже выходил из Института, один из охранников протянул плотный сверток. Разворачиваю – а там куртка учителя. Мне сказали, что это сделано по приказу директора, типа, за помощь. С тех пор я ее и ношу. И сейчас она на мне, родная.
Глава третья
…Я немного постоял на углу Рыночной площади, подумал, а потом решительно направился в сторону знакомой пивной.
За годы моего отсутствия Толстый Ганс еще больше потолстел – его округлая фигура теперь едва помещалась за прилавком, однако маленькие, заплывшие глазки смотрели по-прежнему хитро и подозрительно. Я заказал кружку светлого мэйнского – ходоки по традиции пьют только его. Ганс налил полный бокал и прищурился – видно, пытался вспомнить, где раньше меня видел.
– Слушай, парень, – наконец изрек он, – ты, случаем, не из наших, не из местных? Что-то мне твоя физиономия уж больно знакомая. Да и на туриста ты вовсе не смахиваешь…
– Ага, – кивнул я, – из местных. Только давно не был дома, целых семь лет…
– Мартин! – выдохнул Ганс и радостно заулыбался. – Здорово, чертяга, рад тебя видеть! Ну, рассказывай, где был, что делал?
– Рассказывать особенно нечего, – пожал я плечами, – после смерти Слона жил в приюте, потом учился. А теперь работаю в Баслау, электриком на автомобильном заводе.
– Да-да, – закивал Ганс, – Слон… После его гибели много разных слухов ходило: что Комнату он все-таки нашел, но ни с кем делиться не захотел. За что его кураторы и убили… А ты от них сбежал, за границу подался. Получается, что врали, ты рядом жил. Ну, и как оно там, в приюте?
– По-всякому, – махнул я рукой, – но в основном фигово. Скажи-ка лучше, кто из наших здесь?
– Да почти никого, – подумав, ответил Толстый Ганс, – времена, Мартин, сильно изменились. Теперь у нас всем заправляют китайцы. Они взяли Дыру под свой контроль и заставляют отдавать товар за полцены. И с кураторами они договорились… В общем, трудно мы живем, паршиво.
– Неужели никто не возмущается? – удивился я. – Отдавать товар за полцены? Это же чистый грабеж!
– Были такие, кто отказался под китайцев ложиться, – кивнул Ганс, – только с ними быстро разобрались. И довольно жестко. А после того как Хачика убили и Серого покалечили, все сразу и замолчали. Своя рубашка, знаешь ли, ближе к телу.
– А что с Серым?
– Ты загляни в богадельню, – посоветовал Ганс, – он теперь там живет, в коляске сидит и слюни пускает, ни говорить, ни двигаться не может. И всю память у него отшибло…
