его словно осенило. Он вдруг вспомнил вопрос бандитского вида нордлинга в очереди на переправе и спокойно, даже с нахальной ленцой, ответил:
– А ты спроси у Коротышки-за-рекой. Квирре, если захочет, тебе ответит. Самого-то тебя, уважаемый, как звать-величать?
Пружинистый, как это ни странно, успокоился. И, словно волчья стая, которая чует настроение вожака, успокоились и слегка расслабились его люди.
– А, так ты из этих… И чего тут Коротышке понадобилось? Он же свою часть дела выполнил, чего тут тебя морозить?
– А самому подумать? Чего тут сейчас в избытке будет? А раз в избытке, то можно сейчас дешево купить, а потом дорого продать…
Ответ был на грани нахальства, но главарь даже развеселился:
– Ай, гномы, ай, жуки! Два раза на одном железе навариться – это уметь надо. Ну Квирре, ну, молодец, с дерьма сметанку снять! И ты тоже, хоть молодой, да не бздотный. Душок есть, да. Заходи к нам через пару дней, что-то уже предложить сможем. Наши машины табором на рынке стоят, спросишь, где Коля Пружина – легко найдешь. Сразу говорю – на пулеметы губу можете не раскатывать. И совет дам. Прими слово без обиды. Пару дней не отсвечивай, посиди тут. Уронят впопыхах.
– Ну а я что делаю? Концерты на пианино вроде бы на главной площади не даю, тут сижу, хозяйку берегу. Правда, как видишь, и это не спасает.
– Вот что, дам я тебе что-то вроде грамоты охранной. Хозяйка, есть фанерка какая и кисть с краской?
– Как не быть, – степенно ответила армирка. Выйдя за занавеску, она принесла запрошенное.
Пружина в несколько взмахов набросал несколько символов: вверху пятиконечная звезда, под ней горизонтальная луна лодочкой, еще ниже – размашистые буквы Пришлых, насколько знал Дарри, «Р» и «Т».
– Я под Ринатом-Татарином хожу, и мы тут свои места гнездования так метим. Никто не вякнет, увидишь. Ну, бывай, малый. Как тебя звать- погонять?
– Дарри. Дарри-Камень. Слесарь и ученик работе по камню.
– Род не спрашиваю, – понимающе хмыкнул Коля и, повернувшись к дверям, сказал своим, – уходим, братва!
– Погоди! Поинтересоваться хочу. А из какого рода те гномы были, про которых ты говорил?
– Понимаю, гномьи ваши дела и все такое. Да только откуда ж мне знать? Вот ты тоже вопрос спросил!
– Ну там, может татуировку родовую на ком из убитых обнаружили?
Пружина посмурнел, поиграл желваком на щеке, затем сердито буркнул:
– Не стану врать, ушли они. Там с ними один человечек оказался ну просто очень шустрый. При других раскладах я был бы рад его у себя видеть, а теперь рад бы увидеть его в петле. Все, не зли меня! Тема закрыта. Пошли, мужчины!
Дарри выдохнул только тогда, когда они шумно вывалились из лавки. Он, наконец, отпустил силу. Чтобы занять себя, он взял изрисованную Пружиной фанерку, вышел и пристроил на дверь, за медной оковкой. Попутно он на всякий случай, в который уже раз за сутки, использовал руну незначительности, наложив ее на «Дракона благости». Сам дракон на вывеске, неправдоподобный и смешной, кажется, одобрительно на него взирал. Вернувшись в лавку, он наткнулся на вопрошающий взгляд армирки. Она помялась, но все же не утерпела и спросила:
– Объясни, что тут произошло? Я уже боялась, что ты сейчас с ними схлестнешься…
– Да все просто. Когда мы стояли в очереди на паром, к нам подошел один… из этих, с платками, как теперь ясно. Он принял нас за других и спрашивал Квирре, Коротышку-за-рекой, как главного. Ну, а я запомнил. Случается, гномов изгоняют из рода. Не спрашивай почему. Разные бывают случаи. Бывает, изгнанники не находят прямого пути. Но все же гном не станет ни разбойником, ни убийцей. Чаще всего, если гном ступает на кривую дорожку, он становится контрабандистом и почти всегда занимается контрабандой оружия. И очень логично было прикинуться, что я из этой банды. Ну, а что делать мне, если я контрабандист оружия, в таком месте? До бунта – поставить оружие в тайники, после – скупать по дешевке.
– Но тебя же могут раскрыть? Ведь наверняка в Пограничном есть и настоящие гномы-контрабандисты.
– Не сомневаюсь. Но все же, думаю, все будет хорошо. Самое главное – кажется, наши живы. Ну, по крайней мере, ушли из «Водара Великого» живыми! Знать бы, что с ними сейчас? Их обязательно нужно будет всех найти! Иначе род не поймет!
Грязный, весь в пороховой копоти, въевшейся в поры, с бородой и шевелюрой проволочной твердости от осыпающейся с потолка известки, старый Гимли сдал пост наблюдения сменившему его пограничнику с некогда зелеными, а теперь пыльно-зелеными петлицами. Он доковылял до бака с водой и жадно напился. Управа держалась. Сводчатые потолки выдерживали попадания минометов, уже почти разобравших сруб сверху подвала. Погибших было сравнительно немного. Но они были. В основном, от снайперов, пристрелявших амбразуры. Правда, и егеря их изрядно пощипали. Две пары снайперов из Пришлых с отчаянной храбростью выбирались в разгромленный почти дотла сруб, долго подлавливали цель – только снайперов, пулеметчиков и командиров бунтовщиков – делали один выстрел и исчезали в подвале. Пока ни одного из них не достали ни пули, ни осколки. Торира ранило в руку, нехорошо так ранило. Не будь тут целителя, лекаря Далера, быть ему без руки. А вот бедняга Глоин погиб. Вражеский снайпер вбил свинцовую фасолину ему прямо в переносицу, и теперь он лежал в той части ледника, где в ожидании освобождения и достойного погребения мерзли на переложенных соломой брусках льда их погибшие, включая и тех, кого они привезли на ушатанной, а ныне окончательно раздолбленной «Копейке». Ее пулемет здорово усилил гарнизон, но
