и ткани, бумажные цветы в вазах тоже ручной работы, салфеточки, вязанные крючком… В последнее время Гарри увлекся изготовлением различных украшений из бисера – он сам сплел длинные тяжелые перламутровые кисти на люстру, сделал несколько чехлов для бытовых предметов с орнаментами, и ему даже удалось продать несколько изделий. Гарри планировал дальше совершенствоваться в ремесле с тем, чтобы иметь небольшой приработок. Он был на удивление трудолюбивым и старательным молодым человеком – сидя дома он постоянно находил себе занятия, и, хотя Онки осеняла его своим вниманием крайне редко, мысль о том, чтобы изменить ей, даже не приходила ему в голову – такие мысли у семейного мужчины заводятся только от безделья. Если Гарри доводилось замечать интерес к себе со стороны женщин в магазинах, в транспорте, в общественных местах, он стремился поскорее исчезнуть и не искушать судьбу. Он выходил не на своей остановке, если ему подмигивала в автобусе какая-нибудь раскрепощенная дама. Он делал вид, что спешит, когда ему улыбались на улице. Один раз он бросил, не дойдя до кассы, целую корзину продуктов просто потому, что его засмущала леди, стоявшая за ним в очереди.
– Я прихожу к тебе, и дома у тебя светло. Просто какое-то чудо твой Гарри. Мне кажется, что ты недостаточно его ценишь… – попеняла подруге за чашечкой чая Рита Шустова, – когда бы у меня жил такой волшебный мальчик дома, я бы ежедневно осыпала его поцелуями с головы до ног…
– Права ты, Ритка, права, – отмахнулась Онки устало, – я бы и сама рада уделять ему больше времени, да от работы не продохнуть. Сейчас вообще предвыборная кампания…
– Как идут дела?
Онки скривилась. Она не любила говорить о своей деятельности с людьми, далекими от политики. Ей не нравилось детально разъяснять несведущим вещи, без понимания которых невозможно было разобраться в том, чем она занималась. А говорить без обратной связи, просто в ответ на праздные вопросы любопытствующих, Онки считала напрасной тратой времени и сил на произнесение слов. При её загруженности даже это порой имело значение.
До выборов оставалось чуть больше недели. Онки заметно волновалась. Душевное неустройство её прорывалось раздражением по пустякам, более частыми и странными придирками к Гарри – чего только бедняга не делал, чтобы Онки дома могла расслабиться! – обычно он бегал за ней по квартире, приносил сок, кофе и газеты в постель, но сейчас старался реже попадаться ей на глаза, дабы не схлопотать отповедь. Благо это было несложно – она редко появлялась дома.
В один из дней, едва переступив порог, Онки окинула мужа с ног до головы странным, почти сердитым взглядом, и спросила:
– Почему ты не истребляешь волосы на теле, Гарри?
– Ты хочешь, чтобы я это делал? – потупившись, спросил молодой мужчина, – Ты никогда не говорила раньше…
– Нет. Я не хочу. Так делают только шлюханы позорные, – припечатала она зло, сбросила со стуком туфли, прошла на кухню и, выпив стакан воды, ушла спать на диван.
Гарри с минуту стоял в прихожей, держа в руке Онкин пиджак, небрежно ею сброшенный, и пытался понять, что же это такое было. «И зачем спрашивала? Иногда бывает мне совсем не понять её. До того устает, что сама не своя становится.»
Он вздохнул, хорошенько расправил пиджак жены, повесил на плечики и почистил щеткой – приготовил к завтрашнему её выходу.
Откуда ему было знать, что в тот день впервые за долгие годы, на одной из центральных улиц Атлантсбурга Онки случайно встретила Саймона Сайгона. Он вышел из дорогой машины вместе с какой-то дамой в элегантном платье и в темных очках, она открыла ему дверцу и взяла его под руку. Онки, бодро шагая со своими мыслями, едва не столкнулась с ними. Пара пересекала тротуар, направляясь к ресторану.
Машина осталась ждать. Шофересса опустила стекло и закурила.
Саймон Сайгон не смотрел в сторону Онки. Он не заметил её. А вот она, резко остановившись и перегородив дорогу спешащим прохожим, разглядела его прекрасно: открытую кашемировую маечку, узкие бледно-голубые джинсы с эффектными прорезями, стильные деревянные браслеты и ровный, очевидно, полученный в солярии загар на изящных длинных руках, безупречно уложенные, несомненно, в салоне красоты, модно подкрашенные волосы, умеренный, но заметный макияж… и… нигде ни одного волоска. Оголенные участки кожи гладкие как силикон… лазерная эпиляция по всему телу…
Саймон был идеален, у Онки беспомощно и тоскливо заныло сердце; больше всего на свете она хотела в те минуты убедиться, что обозналась, и красавец, которому незнакомая дама учтиво придержала тяжелую дверь дорогого ресторана, не тот, кого она когда-то любила…
Номера машины, стоящей у тротуара, были правительственные.
Пара вошла в ресторан, и Онки, шагая мимо, не удержалась – сделала попытку заглянуть внутрь через стекло двери – ничего не было видно – полумрак заведения точно темная вода хранил свои тайны.
3
Рита действительно заехала. Она посигналила возле подъезда, подождала, пока Анри-Арчи, приподняв тюлевую занавеску, разглядит её машину,
