— Помню, — сказал Филь, — ведь я же сказал: передать Плантагенету в Техас.
Секретарь досадливо глянул:
— Уже с заключением.
— А! — сказал Магнус, — это другое дело.
Он подозвал Квартуса. Вместе они пробежали длинное заключение Техасской обсерватории: обсерватория не возражала против проекта, она считала его полезным, но тут же приводила цифры, чего могло бы стоить осуществление проекта и что бы могло принести это осуществление. Разница получалась мрачная, доходы относились к затратам, как 1 к десяти тысячам. «Однако, — говорила обсерватория, — за два столетия примерно это оправдалось бы».
— Ну как, — сказал Магнус, — отклонить, принять, два столетия!
— Посмотрим, — сказал Квартус, — успеется. И уложил в портфель громадную тетрадь. — Идем….
Они ушли во внутренние комнаты, предоставив секретарям перемигиваться и заочно их похлопывать по плечу. Их встретили слуги и собаки. — Никого, ни в каком случае, — сказал Квартус. — У нас совещание — понял?
Двери были заперты. Они легли и уснули.
XVI
Le grand redoute a ete tenace, nom d'une pipe.
Квартус скучливо глянул на серое громадное тело дирижабля, висевшее над ним, на вытянутых офицеров экипажа и ушел в каюту. Магнус лежал на диванчике и дремал. Квартус уселся, глянул в пустое окно, куда бил солнечный свет и доносился слабый гомон винтов и покрикиванье. Он был в самом адском настроении. Они плыли собственно неизвестно зачем. Он любил ездить, любил чувствовать себя вне пространства, но здесь на борту воздушного корабля, это чувство не существовало. На корме сидел в каютке чистенький человечек, слушал длинный красный рупор из папье-маше и через двадцать- тридцать минут Квартусу тащили радиограмму. Магнус не спал четыре ночи и не мог работать. Квартус же так въелся в это существование, что только злился от бессоницы. В дверь вошла красивая белая девушка и протянула Квартусу еще депеши. Квартус глянул на нее брюзгливо. Он объелся женщинами, их было столько — в конце концов, все было одно и тоже: тот же удивленный, забывчивый шопот, те же плечи, такие же груди, которые всегда оказывались менее аппетитными, чем это полагало жадное чувство, нервный живот…. и вот это — самое то, о чем полагают и прочее: было смертельно одинаковым. Он и теперь скользнул взором по ее фигуре, по плотным тонким ножкам, по полной груди, по вкусной шее. Девушка стояла и дожидалась, вся красная от смущения, — за Квартусом бежала слава соблазнителя.
— Подождать.
Он открыл записки. Гадость, такая же гадость. Нитроеды — или эны, как их звала пресса, «наша пресса» — опять шевелились, как продолжали шевелиться они восемь лет. Теперь какая-то жарня заводилась в Африке и с минуты на минуту могла переплыть в Азию. Они доразрушили разрушавшийся десять или двенадцать раз Суэцкий канал, и на этот раз, кажется, прочно. Эскадры побитых кораблей ВЭРОФа не могли проникнуть в Красное море и дело оборачивалось туго. Квартус глянул на депешу и вспыхнул: «А крет-тины!»… — сказал он, дергаясь левым углом рта от ярости и глядя на девушку. Та смотрела, широко раскрыв глаза, так как эта его гримаса была хорошо известна. Он толкнул Магнуса и швырнул ему телеграмму: «Вот-с, — сказал он, — мерзость, чорт знает что? Я этой дуре всуну в живот всего Уайтхеда с племянниками». Магнус поморщился: «Чорт, — сказал он, — где же эта сука раньше была? Верма туда». И написал на телеграмме и бросил ее девушке. «Сейчас отправить — и вернитесь». Бумажка завертелась в воздухе и девушка не сумела ее поймать, она упала, девушка нагнулась, а Квартус, глянув ей за корсаж, сказал тихонько: «может быть, прикажете вам помочь?» Девушка подняла бумажку и, вся горя, глянула на него: он был бледен и лицо дергалось. «Ну-ну?» — сказал он — и она выскочила из каютки. Но через каких-либо три минуты она была здесь: новые депеши. Они были еще веселее. Магнус, просмотрев, спрыгнул с диванчика.
— Т-тэк, — сказал он, — вот уж совсем приятно: это — не либеральничай, или как это у философов называется — истинный либертаризм?
Квартус читал через плечо. Они были оба в полувеселом бешеном состоянии, когда все-все равно, ибо от пьяной ясности — страха, радости, злобы — кусающих губы — не слышишь земли под собой.
Они оба, не сговариваясь, вскочили и бросились в кабинку слухача. Там уже стоял капитан.
— Может быть, безопасней было бы вернуться? — почтительно доложил он.
— Можете ворочаться, — сказал весело Магнус — вот окно и земля к вашим услугам.
