Девушка встала и, подойдя к столу, раскрыла какую-то тетрадь. Проведя пальцем сверху вниз, ответила:
— Это было третьего июля, я в тот день перевод Лукашевичу носила. Он заболел и не мог на почту сам прийти.
— А больше вы его не видели или, может, слышали что-либо о нем?
— Нет, я его больше не видела.
Ларин понял, что девушка больше ничем им не поможет. Простившись, они направились к дому Марфы Клещ.
По тому, как Яськов, шагая рядом, отвечал на приветствия встречных, Ларин подметил: его здесь знают все. А Яськов не спеша поучал его, как надо вести себя со старухой. Из его наставления, длившегося на протяжении всего пути, Максим понял, что надо действовать решительней и этим не дать старухе устроить скандал до того, как они попадут в дом. Он был согласен с мнением Яськова, что Раховский мог оказаться дома. Ларин все с большим уважением относился к этому, казалось, медлительному участковому инспектору, в словах и в действиях которого чувствовались житейская мудрость и профессиональная рассудительность.
Вот и дом Марфы. Небольшой, деревянный, как большинство домов деревни. Он обнесен невысоким забором. Клещ была во дворе и что-то делала у сарая. Яськов открыл калитку:
— Добрый день! — и, не дожидаясь, пока старуха узнает его, продолжал: — Это я, Яськов, пойдем в хату, поговорить надо.
И он первым вошел в сени. Ларин последовал за ним. Они прошли первую небольшую проходную комнату, часть которой занимали русская печь, стол и две сколоченные из досок скамьи. Вторая комната была побольше. Справа, в углу за шкафом, виднелась деревянная кровать. На середине комнаты стоял круглый стол, покрытый домотканой скатертью, а около стены — диван. Стены оклеены обоями.
Послышались тяжелые шаги Марфы. Она вошла в комнату, села на диван и молча уставилась на шкаф. Весь ее вид говорил о том, что она не расположена к беседе. Ларин и Яськов стояли недалеко от входа. Максим понял, что ожидать от нее приглашения присесть бесполезно, и поэтому, взяв стоявший у стола стул, сел напротив Марфы.
— Вы, конечно, бабушка, знаете, что мы из милиции, и у нас к вам несколько вопросов.
Марфа застонала и, отодвинувшись в угол дивана, нехотя спросила:
— Какие вопросы могут быть к больному человеку?
— Нас интересует, где Виктор?
— А кто его знает, где он.
— Он приезжал к вам?
— Ну, приезжал. Приехал, побыл один день и назавтра уехал.
— Что же он так мало был?
— Кто его знает. Сказал, что дела у него в Минске.
— А чем он занимался здесь?
— Дрова порезанные с начала лета лежали, он их поколол и поехал. Говорила ему, чтобы погостил, так он не захотел.
— Скажите, он один к вам приезжал или с друзьями?
— Один.
— Какого это числа было, не помните?
— Нет, не помню, но знаю, что это было в конце прошлого месяца, а уехал он на следующий день.
Ларин решил уточнить;
— Вы хорошо помните, что это было в июне, а не в этом месяце?
— Конечно, помню. В этом месяце его у меня не было.
«Забыла старуха», — подумал Ларин и задал еще вопрос:
— И куда же он поехал?
— Да говорил, что в Минск, а на самом деле куда он подался, я не знаю, да и не мое это дело. У него своя голова на плечах.
Затем старуха, давая понять, что беседовать она больше не желает, заохала, и Ларин решил уходить, но Яськов, до этого молчавший, с какой-то ехидцей спросил:
— Марфа, а ты всю правду говоришь? Не хлусишь, как тогда с самогоном?
Старуха оставила без ответа этот вопрос, еще громче заохала. Ларин тронул Яськова за рукав:
— Пойдем, делать здесь больше нечего.
Они вышли во двор. Яськов неожиданно повернулся к Ларину:
— Давай в сарае посмотрим.
Он направился к сараю, открыл дверь и вошел внутрь. На крыльцо вышла хозяйка. Ее недавний хриплый голос неожиданно стал громким и визжащим:
