- Ко мне!
Яков Соломонович, шаркая непослушными ногами, поплелся в центр комнаты и пристроился рядом с Розой. Блондин вынул из кармана наручники и пристегнул запястье Лившица к девичьей руке.
- Вот так. Теперь туда! - указал на дверь спальни.
Роза вопросительно посмотрела на Марка. Тот искрился в струящемся из окна ярком солнечном свете. Все происходящее словно забавляло его. Он утвердительно кивнул головой и подмигнул.
- Не бойся, иди. Все будет хорошо.
- Даже не сомневаюсь, что все закончится хорошо, если ты, Марк, сделаешь все правильно, - сказал блондин, и втолкнул прикованных Розу и Лившица в спальню.
Затем плотно закрыл за ними дверь, взял стул, на котором только что сидел и вставил его ножкой в дверную ручку, заклинив ее намертво. Они остались одни.
- Итак, сейчас ты дашь мне это... не знаю, как там оно называется, и как все происходит, но ты... слышишь, ты дашь мне это. Ни Агате, ни Феликсу.
- Феликсу уже ничего не нужно.
- Да черт с ним, с Феликсом, оно нужно мне!
- Чтобы отомстить?
Алекс дернулся.
- Ну да... ты же все знаешь.
Он подошел к окну, и отражение его глаз в тусклом стекле засверкало ярко-синим заревом. Взялся за подоконник, вдавив пальцы в пластик так, что кожа на костяшках побелела.
Он вспомнил, как маленьким мальчиком далеким январским утром вот так же стоял у окна. Как совсем еще тонкими пальчиками держался за подоконник и тянулся на носочках, пытаясь заглянуть через окно во двор. Было такое же светлое утро, и солнечные блики плескались в молодом снегу. Во дворе слышны голоса, но тот мальчик не может разобрать, о чем говорят люди внизу. Он лишь слышит знакомый, родной голос.
Алекс сглотнул сгусток боли, застрявший в пересохшем горле. Стоя в солнечных весенних лучах, он всматривался в окно так напряженно и внимательно, будто изо всех сил пытался увидеть, разглядеть в нем что-то свое, хорошо знакомое лишь ему одному. Лицо его посерело, глаза потеряли цвет.
Он отчетливо вспомнил снег тем утром. С тех пор он ненавидит снег. И тот человек белой рубашке, чей голос такой родной, стоит у стены на этом белом, только-только выпавшем снегу. С тех пор он стал ненавидеть белый цвет. Но именно поэтому всегда носит белую рубашку как у того человека на снегу. Цвет снега - напоминание о нем. Чтобы никогда не забыть то утро.
Алекс неспешно отошел от окна и сел в кресло, в котором несколько минут назад сидела Роза. Он молчал, нервно перекидывая пистолет из руки в руку. Туда-сюда, туда- сюда.
Среди голосов, доносящихся со двора один женский. Вернее, совсем еще девичий. Молодой, живой, дерзкий - сплошная энергия. Он навсегда запомнил тот голос. Говорят, с годами голос не меняется. Но за много лет он привык к нему так, что первое впечатление о нем уже стерлось из памяти. Теперь ее голос стал спокойным, хорошо поставленным.
Он вспомнил любимую ее фразу: "Вы, Ал, так и не научились расслабляться". Теперь ее голос звучал бесстрастно и ровно. Он невесело улыбнулся, поджав книзу уголки губ.
А в тот день на заднем дворе он был бойким и звенящим. Она отчетливо зачитала постановление "рейдерской тройки", после которого слова становились бесполезны и в ход шли пули. В те годы расстрельные постановления зачитывались почти каждый день. Выводили за дом, на задний двор или просто на улицу и зачитывали постановление о казни без суда и следствия. В тот день маленький мальчик и узнал, что человек в белой рубахе был врагом прогресса. Ученый, уважаемый человек... его отец был врагом общества.
Алекс опустил голову, и плечи его дрогнули.
- Инструктор по идеологии, уже тогда Агата Грейс умела красиво зачитывать расстрельные приказы.
Затем посмотрел на Марка злыми волчьими глазами.
- Она и сейчас все делает красиво.
- Роза, девочка моя, поверьте, он меня силой заставил это сделать, - оправдывался Яков Соломонович, когда они остались одни. Затем с опаской посмотрел на закрытую дверь. - Он страшный человек. Он шантажирует меня. Как же я не хотел, чтобы все случилось именно так. Я надеялся, что вы с Марком не придете сегодня. Что не будете...
- Кто он? - сухо перебила Роза.
