Приходи, следуй за Мною. Беседы по притчам Иисуса. Том 1

Природа человека такова, что очень высока вероятность того, что отец не может прийти и склонить голову перед своим собственным сыном. Это просто по-человечески невозможно. Он же сделал это. Вы не найдете подобного во всей истории человечества. И это может никогда больше не случиться.

Но вы являетесь слепыми, вы не умеете видеть факты, поэтому даже прасад является для вас проблемой. Вы только подумайте - склониться перед своим собственным сыном, пасть к ногам своего собственного сына, будучи посвященным им. Для этого необходима величайшая смиренность, величайшая чистота.

Это одна из самых больших трудностей во взаимоотношениях между людьми. Не случайно, что отец Иисуса так никогда и не приходил к нему. Это просто: поверить в сына, которому ты дал жизнь, которого ты наблюдал с самого первого дня, с самого первого крика — как вы можете поверить, что он стал просветленным? Ваш собственный сын? Это невозможно. Ваша собственная кровь и плоть? Невозможно. Как вы можете поверить, что он стал чем-то, что он стал кем-то, у кого можно учиться?

Сын остается сыном... и для отца он навсегда остается ребенком, потому что дистанция между ними всегда одна и та же. Если в день моего рождения моему отцу было двадцать, то эта дистанция в двадцать лет будет сохраняться всегда. Если мне сорок пять, то ему шестьдесят пять. Я не могу приблизиться к нему по возрасту: он всегда будет на двадцать лет более опытным, чем я.

И прийти ко мне и сдаться... вы не можете себе представить всю важность этого! Вот почему вы задаете такие глупые вопросы. Это один из редчайших моментов.

Я снова повторяю: мой отец - редкое явление, и не потому, что он мой отец. Он просто редкий человек.

Стал ли Иисус Христом на кресте, или тогда, когда он вышел из реки Иордан? Имеет ли состояние Христа какие-либо стадии?

Нет никаких стадий. Просветление - или состояние Христа или состояние Будды - случается в единую долю секунды, здесь нет никаких постепенных шагов. Когда Иисус был крещен Иоанном Крестителем в реке Иордан, путешествие только началось - но не состояние Христа.

Семя начало двигаться по направлению к тому, чтобы стать деревом, семя брошено в почву. Теперь дерево и его пришествие являются только вопросом времени. Вы не можете сказать, что, когда семя брошено в почву, дерево уже здесь, — вы не можете сказать этого, потому что дерева нет здесь. Вы не можете сказать, что дерево есть. Вы не можете сказать этого, потому что где вы можете увидеть это дерево? Вы не можете расположиться под этим деревом, вы не можете сорвать его плоды, вы не можете ощутить аромат его цветов. Это дерево является неэкзистенциальным.

Да, с одной стороны, вы не можете сказать, что дерево существует. Но, с другой стороны, дерево действительно существует, потому что семя дало росток. Дерево находится в пути; оно идет сюда. Теперь это только вопрос времени. Оно пришло, в некотором смысле, потому что оно уже отправилось в путь.

В тот день, когда Иоанн Креститель посвятил Иисуса, семя дало росток. Разверзлись небеса, и Дух Божий, как голубь, спустился на него. Это было начало - не состояние Христа, но начало движения по направлению к состоянию Христа; семя движется по направлению к дереву.

Иисус стал Христом на кресте, когда он сказал: «Да свершится воля твоя». В этот день он стал деревом, он стал: большим, развесистым деревом. Теперь тысячи могли найти кров под ним. Дерево расцвело, оно наполнило своим ароматом всю землю.

Таким образом, в некотором смысле можно сказать, что, когда он был крещен в реке Иордан, он получил первое представление об этом, первый проблеск. На кресте - последний. Это зависит от того, как вы хотите выразить это. Но я думаю, что правильно передал вам смысл этого: в тот день он начал свое путешествие к тому, чтобы стать Христом.

Уже в тот день его можно было называть Христом; это просто вопрос того, как это выразить. Но я настаиваю на том, что тогда он начал свое движение к состоянию Христа. Он стал Христом на кресте.

Состояние Христа, или состояние Будды, или нирвана, мокша, просветление - это случается в долю секунды, в этом нет никакой постепенности. Это внезапная трансформация.

Возвращение является всецело личным делом. Этого не могут понять даже очень близкие люди. Это возможно только для тех, кто страдал. Но Ты, Господи, зовешь всех. Возможно ли для них слышать зов твоей любви?

Не в этом главное. Главное то, слышат они или нет: я буду звать сколь угодно долго. Они могут быть глухими, но я не немой. Если они не слышат, я должен буду говорить громче, вот и все.

А когда зовешь тысячу, только сотня услышит. И никто не знает, кто войдет в эту сотню. Ты зовешь тысячу - слышит сотня. Сама природа этого зова такова, что только те, кто близок к пробуждению, могут услышать его. Только те, чей сон почти завершен, для кого приближается утро и кто готов проснуться - только они могут услышать. Но невозможно увидеть заранее, кто это будет.

Зовите тысячу: сто из них услышат и только десять начнут движение. Девяносто будут слышать, но, все же, двигаться не начнут. Они будут слышать, но они не будут понимать, или они будут понимать что- либо другое - они будут понимать неправильно. Десять начнут движение. А когда десять движутся, только один достигает; девять теряются в пути. Зовите тысячу - и вы призовете только одного.

Вот так обстоят дела: призывается только один.

Так что я нисколько не беспокоюсь о том, слушаете вы меня или нет, - я все время призываю вас. Один должен прийти, и этого достаточно. Если вы призываете тысячу и один приходит, если вы зовете десять тысяч и десять приходят, этого достаточно. Не нужно требовать большего; этого и так слишком много.

Вы правы по поводу того, что только тот, кто страдал, будет в состоянии понять меня. Боль очищает, страдание дает понимание. Страдание приводит к кристаллизации: если вы не страдали, вы не знаете, что такое жизнь, если вы не страдали, вы не знаете, как трудно выбраться из этой жизни.

Я читал о жизни великого японского поэта Иссы. Он страдал. Он, по-видимому, был очень, очень чувствительным человеком: он был великим поэтом, он был одним из наиболее великих поэтов хокку (хайку).

Когда ему было всего лишь тридцать лет, он уже потерял пятерых детей; к тридцати годам у него умерло пятеро детей — почти по одному ребенку в год. Потом умерла его жена, и он почти полностью обезумел - в душевных мучениях, в страдании.

Он пришел к Учителю дзэн. Учитель дзэна спросил: «В чем проблема?» Этот Учитель был, по- видимому, больше похож на Будду, чем на Иисуса. Человек, который достиг, но который совершенно забыл про человеческие страдания.

Исса сказал: «Пять моих детей мертвы, а теперь умерла и моя жена. Почему так много страданий? Я не вижу причины для этого. В чем объяснение этого? Я ничего плохого никому не сделал, я жил настолько невинно, насколько это было возможно. Я, фактически, жил в стороне от всех. Я не очень много общаюсь с людьми - я поэт. Я живу в своем собственном мире. Я никому не причинил никакого зла. Я жил очень бедно, но я был счастлив. Теперь внезапно умерли пятеро моих детей, моя жена также умерла - откуда так много страданий без какой-либо причины? Должно быть какое-то объяснение».

Учитель дзэн сказал: «Жизнь подобна капле росы утром. То, что случается смерть, заложено в природе жизни. Этому нет объяснения; это природа жизни. Нет необходимости указывать какие-либо конкретные причины. Природа жизни подобна капле росы: некоторое время она держится за листик травы, но подул легкий ветерок, и ее нет, но взошло солнце, и она испарилась. Такова природа жизни. Запомни это».

Исса был человеком высокого интеллекта. Он все понял. Он вернулся домой и написал хокку. В хокку говорилось: «Жизнь, капля росы? Да, я понял. Жизнь является каплей росы. И все же... и все же...»

В этом «и все же... и все же...» содержится нечто чрезвычайно человеческое. «Жизнь есть капля росы - я понял. И все же...» Жены нет, детей нет, и глаза полны слез: «И все же... и все же...»

«Да, жизнь является каплей росы, но...» Это «но» многозначительно. Только тот, кто страдал, может понять, что жизнь есть капля росы, но даже тогда остается «и все же... и все же...» Даже когда вы