Каждый мускул, каждый рельеф, как мазок кистью на холсте гениального художника, чья картина способна привести в восторг даже самого занудного критика.
Выходит… сейчас я этот критик, что ли?
Блестящая от влаги загорелая кожа там, где начинается V-образный вырез футболки, будто бликами заходящего солнца играет, благодаря приглушённому освещению в кафе… И как магнитом взгляд притягивает. И вот, даже неприглядная лоза, что затейливой змейкой пробегает по жилистой шее и тянет свои шипы к самому уху, кажется не такой уж и ужасной.
Лицо непроницаемое. Как тёмные глубины океана, что ошибочно кажется спокойным, ведь в слегка прищуренных глазах, обрамлённых потрясающе длинными ресницами, малахитовыми всполохами играют чёртики. Медленно напрягаются челюсти, и я понимаю, что тому причиной мой слишком долгий и неоправданно пристальный взгляд, но, дьявол, заклинило будто, не могу его отвести… И вот я уже считаю капельки влаги, что будто в замедленной съёмке срываются с намокших и теперь чёрных, как смоль, волос, которые, скорее всего, минутой ранее были взъерошены каким-нибудь раздражительно неряшливым жестом.
Почему не увидела этот жест?..
Почему я думаю о том, почему не увидела этот жест?
Я что, под гипнозом?..
Вот же…
— Закончила? — низким грудным голосом, томно, практически с придыханием, и мои глаза мгновенно расширяются.
Что со мной? Он бы не стал говорить со мной в таком тоне.
— Закончила, спрашиваю?! — повторяет. Резко, недовольно, грубо, и я тут же возвращаюсь в реальность. Трясу головой, усмиряя разбушевавшуюся фантазию, и теперь чувствую себя до смерти неловко.
— Да я… я это, — хмурясь, отвожу пристыженный взгляд в сторону и для чего-то массирую подушечкой пальца висок. — Я не хотела так смотреть… С чего бы мне вообще на тебя смотреть? Да! Я просто… Это… В общем… — Блин. — Чего пристал, вообще?! Не смотрела я на тебя!
— Кофе пить, говорю, закончила? — как ни в чём не бывало, кивает на барную стойку, где покоится моей недоеденный кексик и чашка с кофе, и теперь я чувствую себя ещё больше идиоткой. Только вороньего карканья над головой для пущего эффекта и не хватает.
Кто-то из посетителей, не стесняясь, ржёт в голос с моего позора.
Вскакиваю на ноги, игнорируя боль в копчике и, решая, что нужно как можно скорее сменить тему разговора, протягиваю Выскочке раскрытую ладонь.
— Телефон, — слегка закатывая глаза и манерно поджимая губы. — Сюда давай, и я даже не стану спрашивать, какого чёрта была вынуждена здесь столько торчать.
Секунда. Две. Три.
В лице не меняется.
Трясу ладонью, и вот уголок губ Выскочки дрогнул в едва заметной ухмылке.
— Ладно, — расслабленно усмехается и опускает руки по швам, — была б ты постарше, я бы проучил тебя как следует. Но… раз уж издевательство над детьми запрещено законом, то… — подходит к стойке и выкладывает на неё какие-то две странные вещицы, — вот, забирай и проваливай.
— И… и что? — интересуюсь с насмешкой, глядя на маленькую пластиковую коробочку с резиновыми кнопочками и серым экранчиком.
— Это? — с наигранным удивлением вскидывает брови. — Ооо… это твоя сим-карта. И твой новый телефон. Пользуйся на здоровье.
— Очень смешно, — продолжаю цинично улыбаться.
— Ну… — подпирает стойку задом, складывает руки на груди и весело мне в глаза смотрит, — если у тебя есть лишние сорок тысяч, то, согласен, почему бы и не посмеяться?
— Какие ещё сорок тысяч? — выпрямляюсь, как по стойке смирно, а этот гад продолжает давиться гнусной улыбкой.
— Да так… Всего лишь те, что ты мне теперь за ремонт микшерного пульта должна. И тебе крупно повезло, что я люблю детишек, а к таким как ты ещё и жалость испытываю, иначе побороть в себе желание купить новый хороший пульт - а это тысяч восемьдесят, - стало бы крайне затруднительно.
Что?
Что он несёт?.. Что ещё за… Стоп.
Подходит ближе, так что теперь только запах дождя вперемешку с нотками мужского парфюма наполняет мои лёгкие, и терпеливо вздыхает:
— «Yamaha EMX» – если тебе нужны подробности.
— Да хоть Росомаха! Я здесь причём? Какой ещё микшерный пульт? — смотрю на него во все глаза, но… кажется, начинаю припоминать, как вчера рухнула на нечто подобное, не справившись с равновесием, а рука теперь так и тянется к ушибленному копчику…
Поглядываю на одну из камер видеонаблюдения на стене и с трудом удерживаюсь от желания смачно хлопнуть себя ладонью по лбу.
— Мне плевать, какого пьяного змея ты вчера «словила», — говорит строже и резче, — как и плевать на то, какого чёрта тебя понесло на сцену, где
