Прошла неделя с тех пор, как он что–то слышал или встречался с ними, и он все
еще не мог поверить, что его собственные родители – люди, которые его вырастили –
буквально…отреклись от него.
Он сглотнул, когда остановился у тротуара соседнего дома. Лучше не заезжать на
подъездную дорожку, просто на случай если они услышат.
Заглушив двигатель, Тейт снял шлем и просидел так несколько минут, уставившись
на родной двухэтажный дом. Он помнил, как бегал по двору с Джил, играя в прятки, и то
большое дерево за домом с шалашом, который построил для них отец. Теперь же, это
место, которое всегда было его убежищем, место, полное хороших воспоминаний, только
лишь напоминало ему о прошлых выходных и всех тех ненавистных словах, которые
вылили на него.
Спустившись с байка, он глубоко вдохнул и закрыл глаза на секунду.
Он был несчастлив несколько лет, и сейчас, когда он, наконец, обрел счастье, самое
время дать понять родителям, что это
свободным. Это его жизнь, в конце концов, и если они не понимают этого, тогда придется
распрощаться с ними.
Ступая по подъездной дорожке, он чувствовал, как хрустел гравий под ботинками.
С каждым проделанным шагом, у него создавалось ощущение, будто он идет на казнь. Из
его головы не выходило лицо матери полное отвращения, и тошнота накатывала волнами.
Но он был решительно настроен сделать это – ему это было нужно.
Повернув к небольшой тропинке, ведущей к ступенькам крыльца, Тейт
остановился, когда заметил сидящего на четвереньках отца в садике около дома. Тот его
еще не услышал, так что Тейт наблюдал за его работой.
В детстве он боготворил своего отца. Он был тем мужчиной, которым Тейт хотел
стать, когда вырастет. Высокий, примерно 180, и сколько себя помнил Тейт, он всегда
сравнивал себя с ним.
Его отец всегда гордился этим сравнением. Он хлопал его по плечу и говорил:
Шагнув ближе, гравий снова захрустел под его ногой, на этот раз оповещая его отца
о своем прибытии. Тейт наблюдал, как тот заметил его и медленно поднялся. Оттряхнув
руки от грязи, он вышел из садика, в котором работал.