Горда для слез, горда и зла,Она лишь мучится моглаИ мучить, может быть, других,Но не просить участья их…Однако знал я: до зариСидели часто две сестры,Обнявшись, молча, и однаМолиться, плакать о другойБыла, казалось, создана…Так плачет кроткая лунаЛучами по земле больной…Но сухи были очи той,Слова молитв ее языкПроизносить уже отвык…Она страдала: много сновОна рассеяла во прахИ много сбросила оков,И ропот на ее устахМне не был новостью, хотяБыла она почти дитя,Хоть часто был я изумленВопросом тихим и простымО том, что детям лишь однимНово?; тем более, что онТак неожиданно всегдаМелькал среди ее речей,Так полных жизнию страстей…И вдвое, кажется, тогдаМне становилося грустней…Ее иную помню я,Беспечно-тихое дитя,Прозрачно-легкую, как тень,С улыбкой светлой на устах,С лазурью чистою в очах,Веселую, как яркий день,И юную, как детский сон…Тот сон рассеян…Кто же он,Который первый разбудилБорьбу враждебно-мрачных силВ ее груди и вызвал их,Рабов мятежных власти злой,Из бездны тайной и немой,Как бездна, тайный и немых!6