Десять часов. Их утро начиналось моим вечером, а заканчивали они моей глубокой ночью.
Другая проблема была общей: воспринимать вербальные лекции оказалось очень сложно. Трансформировать слова в образы мы должны были сами и, поскольку не существовало никакой уверенности, что каждый из нас видит в "тишине" именно то, что имеет в виду преподаватель, мы сначала пришли в полное замешательство. Как же нетелепаты умудряются учиться? Да еще и успешно работать после этого?!
Ксандрия, сопровождавшая класс, аккуратно "подключилась" к "тишине" лектора и ретранслировала его мыслеобразы. Дело пошло лучше, хотя они были не такими яркими, взаимосвязанными и конкретными, как наши, а отрывочными и словно подернутыми туманом.
Для меня было открытием, что у нетелепатов такое неточное, плоское, чрезмерно вербализованное мышление, где иногда за словом может вообще не стоять никакого образа. Делать такие фокусы по отношению к нашестранцам запрещено, пролезть в чужую "тишину" допустимо только с разрешения ее хозяина, поэтому мы просто не представляли, в каких мирах и формах обитают мысли наших собственных родителей.
Лектору вскоре стало неуютно, но он, конечно, не смог определить источник этого дискомфорта, списал его на то непривычное обстоятельство, что все студенты внимательно на него смотрят, и нервно поинтересовался, почему никто не записывает. Классу пришлось вспомнить про выданные Ксандрией тетради с ручками и изобразить поспешное конспектирование.
Такая учеба шла тяжело. Без Ксандрии она была бы невыносимой. Я зауважала нетелепатов за способность чему-то научиться таким способом. Какую же надо иметь ментальную дисциплину, чтобы не утерять нить лекции и не "уйти" в свою понятную "тишину" - в воспоминания или фантазии? Вероника устала. Светлана, Алан и Джеппо - тоже. Я попросилась к Алексу, надеясь на его опыт общения с нетелепатами в Заокеанской Стране, и он, как ни странно, меня впустил. "Что, все остальные сдались?" - посочувствовал он. "Устали", - поправила я. "Ну да... Представляешь, сколько времени отнимает такой темп учебы? Им никогда нас не догнать". "А как они это всё запоминают?" - "Учат. В смысле, читают конспекты по несколько раз, еще читают учебную литературу, чтобы возникло больше ассоциаций и, соответственно, зацепок в памяти. Здесь считается, что из всей лекции студент может запомнить только десять-пятнадцать процентов информации, а остальное приходится повторять или находить заново в других источниках". Пытка какая-то, а не учеба.
"А ты проникал в мысли заокеанцев?" - пользуясь приступом откровенности Алекса, спросила я.
Он мысленно усмехнулся.
"Проникал, конечно - когда мне отвечали двусмысленно, и надо было понять, что на самом деле имеет в виду собеседник. Только это без толку. Они жонглируют словами в свою пользу".
"Как это?"
"Ну, я видел, что мне говорит заокеанец, и поступал соответственно, но потом оказывалось, что я совсем не так его понял. То есть впоследствии он придавал своим словам другое значение, а мне оправдываться, ссылаясь на его мысли, было невозможно. Они морочат друг друга, причем сознательно".
"Гадость какая... Они же никому не могут доверять".
"И не доверяют. Заокеанцы долго дотошно переспрашивают собеседника, пока точно не установят смысл его слов".
Да в кошмаре такая жизнь не приснится...
Каждый день мои одноклассники изнывали на отчаянно скучных лекциях, а я была с ними уже не из интереса, а из сочувствия и солидарности.
Микаэль опять улетел в служебную командировку, и я первые две недели вновь обживалась в доме Кастора. Стараясь не слишком докучать, я заглядывала к Ангелине и Георгию пару раз в день, часов по шесть проводила на портале Строительной Корпорации и за своими эскизами. Когда такой режим стал привычным, Микаэль вернулся.
И все изменилось.
Он появился в доме Кастора, нашел меня в комнате Ангелины и оцепенел на пороге. Чуть не забыв поздороваться, он смотрел на меня так, словно это доставляло ему несказанное удовольствие, а неловкая, но красивая поза, в которой он замер, говорила о том, как сильно он хочет меня обнять. Я же, несмотря на ежедневные сеансы связи, успела от него отвыкнуть.
- Извините, я заберу у вас Лору, - галантно обратился он к Ангелине.
- Пить чай можно и здесь, - предчувствуя очередные кульбиты в духе "первой волны", попыталась увернуться я.
Светлые глаза Ангелины блестели, излучая тысячу улыбок, когда она перевела взгляд с Микаэля на меня.
- Я покажу тебе свой дом, - произнес он таким голосом, каким обещают, наверное, все сокровища планеты, и возражений у меня не нашлось.
- Езжайте, Лора, сейчас по телевизору начнется наша с Георгием любимая опера, - напутствовала Ангелина.
- Это Микаэль, - спохватилась я, втайне радуясь, что теперь можно обсудить его с кем-то мудрее Вероники. - Микаэль, это Ангелина.
Микаэль улыбнулся одной из своих колдовских улыбок, выводя меня в коридор.
- Надень куртку, - попросил он. - Я подожду на улице.
Я пошла наверх за одеждой, думая о том, что, во-первых, Микаэлю неуютно в доме Кастора, и, во-вторых, сам он почему-то живет за городом. Спускаясь вниз, я поняла, что не хочу ехать к нему домой: недвусмысленная алчность в его взгляде вызывала во мне прежний дремучий, необъяснимый страх.
