сумму, потому что я не вижу, чтобы он мог работать, чем-нибудь заниматься и зарабатывать». Поэтому каждый месяц первого числа он обычно отправлялся на почту в окружении кричавших ему мальчишек: «Или-или! Или-или!»
Весь Копенгаген знал этого человека как весьма странного типа. На почте он получал свой очередной взнос за месяц и пересчитывал его. Через десять минут, на подходе к дому, он снова считал его. Вопрос оставался всегда... а вдруг он забыл, а вдруг сосчитал неправильно. И это был один из величайших мыслителей Дании! Отец философской школы, которая сегодня наиболее известна в Европе, особенно на континенте, — экзистенциализма.
Когда он получил свой последний взнос, начальник почты сказал: «Теперь вам уже больше нечего приходить, деньги, которые отложил ваш отец, закончились с этим взносом».
Услыхав это, — вы поразитесь, — этот человек упал и умер, потому что те деньги были единственным, что он имел в мире. Он жил в темном доме — мрачный, грязный, одинокий... он даже не открывал своих окон, потому что здешние мальчишки беспрерывно издевались над ним. Они подбирались к окнам, стучали в них и звали: «Или-или!» — это стало его прозвищем.
Человек жил с одним-единственным подходом к жизни: «или — или» — или слезы, или смех. Поэтому когда вы видите кого-то смеющимся и с льющимися слезами, вы подумаете, что он безумен. Но на самом деле он стал целым — он больше не расщеплен. Его смех и слезы, взявшись за руки, танцуют вместе.
Так что если это происходит с вами — а так произойдет с каждым медитирующим в свое время, — не тревожьтесь; вы не сходите с ума, вы впервые идете к здравомыслию. Вы жили безумной жизнью из-за разделения всего — тела и души, материи и духа, этого мира и того мира, мирского существования и священного Бога.
Вы всегда жили этим беспрерывным разделением, но никто не может жить, как поделенный дом. Это разрушает вашу энергию, поскольку вы постоянно в конфликте с собой.
В Индии, особенно в деревнях, я слыхал — и в детстве никак не мог взять в толк, — что имеют в виду необразованные женщины, когда они говорят своим детям: «Не смейся слишком сильно, иначе будешь плакать». Я был обескуражен, потому что считал плач и смех противоположными полюсами, диаметрально противоположными. Но те деревенские женщины как-то донесли мудрость веков: «Не смейся слишком сильно, иначе ты зарыдаешь». С обеих сторон — если ты слишком много смеешься, то увидишь, как, танцуя, приходят слезы; если ты слишком много плачешь, то увидишь, как, танцуя, приходит смех.
Но мы никогда и ни в чем не бываем целостны. Мы плачем и плачем — равнодушно; мы смеемся и смеемся — но только смехом Джимми Картера, - это просто гимнастика для губ, и он не имеет никаких корней в сердце. Я слыхал, что его жена обычно прикрывала ему рот каждую ночь. Если целый день ваш рот открыт, от уха до уха, то ваши губы застывают в этом положении — они теряют свою эластичность. Не знаю, насколько верна эта история, но считаю ее вполне возможной.
Однажды ночью жена Джимми Картера позвонила личному врачу президента: «Приезжайте немедленно! Мышь попала моему мужу в рот».
Доктор был обескуражен, он спросил: «Что вы делаете?»
Она сказала: «Что я могу сделать? Я никогда не слыхала про такое. Посоветуйте что-нибудь — ведь вы доберетесь сюда только через полчаса».
Он сказал: «Сделайте одну вещь: возьмите кусок сыра и подержите в полости рта... скорее всего, мышь развернется: сыр может привлечь ее».
Это казалось логичным, так что жена попыталась, и когда доктор прибыл, он не мог поверить своим глазам: жена держала мышь у мужа перед ртом. Он спросил: «Вы что, с ума сошли? Вы сказали мне, что мышь попала ему в рот, и я просил вас подержать кусок сыра. Но, похоже, сыр провалился, а вы держите мышь».
Она сказала: «Вы не знаете всей истории. Пока я несла из холодильника сыр, провалился кот, и я подумала, что лучше подержать мышь. Это не настоящая мышь, она сделана из резины, мои дети играют с ней — где было взять настоящую мышь так быстро? Я пытаюсь сначала вынуть кота, а потом займусь мышью. Было плохо, стало еще хуже».
Не знаю, насколько это правда... но люди смеются только своими губами, не идя глубже этого. Если пойти глубже, будет достигнут тот же источник, откуда приходят и слезы. Если вы способны позволить себе полноту, ваш смех и ваши слезы придут вместе, радостно танцуя.
Молитва, которую я описываю вам, молчаливая благодарность, вызывает огромный подъем. Халиль Джебран передает вам великий секрет: все люди на Земле, которые молятся в этот миг, встречаются сознанием — потому что их сознание поднялось из их тел высоко в небеса.
Эту встречу познали многие мистики, но из-за прежней ассоциации со словом «Бог» они полагали, что их душу встречает Бог. Это не Бог, это все те души, которые поднялись в один и тот же миг в высшие сферы бытия. И он абсолютно прав, что вы, возможно, и не встретите тех людей никаким другим путем.
Встреча эта будет давать вам безмерное питание, вы можете почувствовать это здесь. Как раз недавно ночью Анандо сказал мне, что лекция была чрезвычайно животворящей. Это выглядит немного непривычно: люди говорят, было интересно; люди говорят, было очень глубоко. Но Анандо сказал мне, когда я вернулся: «Она была очень животворящей».
В этом молчании бывает встреча, и такая встреча безмерно животворит.
Многие люди, медитируя, молясь в одно и то же время, создают храм сознания в небесах, невидимый нашим обычным глазам, но абсолютно явный для нашего внутреннего существа. На Востоке мы назвали это третьим глазом. Когда вы замечаете храм сознания, создаваемый многими медитирующими или людьми, которые молятся в один и тот же миг, наши глаза тут ни при чем, они могут видеть только материальное, видимое; но нечто, третий глаз, открывается в вас. А увидеть незримый храм, созданный сознанием многих людей, — это великая свобода, свобода от ваших искусственных храмов, синагог, церквей.
Мусульманские мистики самые выдающиеся, что касается деталей опыта. Вот почему они молятся пять раз на день в точный час, точное время, где бы они ни были; обращаясь лицом к Каабе, своему священному храму. А миллионы мусульман, если они действительно будут молиться, обратясь к Каабе, создадут храм сознания в небесах. И они превзошли всех — другие религии знали это, но никакая другая религия не сделала из этого такую фундаментальную дисциплину для каждого последователя.
Однако есть бедствие, о которое спотыкается все великое. Их молитвы, хоть они и обращены к Каабе в один и тот же час, — миллионы людей, ведь ислам вторая величайшая религия мира, уступающая лишь христианству, — их молитвы это не то, о чем говорит Халиль Джебран.
Прежде я часто бывал в Удайпуре, в Раджастане. В Удайпуре у меня был мой первый медитационный лагерь, я собирал там самых замечательных людей. По пути в Удайпур я проезжал мусульманский город, Аджмер, где надо было сделать пересадку, и перед нашим поездом в Удайпур был час свободного времени.
Вечером многие мусульмане творили свою последнюю молитву на платформе, а я прогуливался целый час рядом с ними, наблюдая, чем они занимаются. Они молились, глядя в направлении Каабы, но каждый, кроме этого, снова и снова оглядывался посмотреть: уехал поезд или еще стоит. Это происходило множество раз — я часто ездил в Удайпур, каждый год...
Однажды мусульманин, который был профессором Джайпурского университета, путешествовал в моем купе; он тоже молился на платформе. То было прекрасное место, с огромными деревьями рядом с платформой, — и он делал такую же глупость.
Прекрасно зная, что поезд отъезжает только через час, что перед отходом будут долгие гудки, и что никто не бросит сотни молящихся мусульман на платформе, — профессор все же делал такую глупость.
Наконец я уселся рядом с ним. Он не мог разговаривать во время своего Намаза, когда творил свою молитву, а я много раз подталкивал его; и всякий раз, когда я толкал его, он оглядывался; наверное, он думал, что уходит поезд. И он очень сердился, потому что я нарушал его молитву. Когда он окончил свою молитву, он сказал: «Никогда не ждал от вас, что вы нарушите благочестивую мусульманскую молитву».