того, что те не приходят без приглашения, — вы приглашаете их сами. Одна часть вашего существа продолжает приглашать их, а другая часть старается вышвырнуть их вон. Вам никогда не добиться успеха.
Но все существо ученика стало однонаправленным. Это был великий вызов — он не мог услышать простую вещь, звук хлопка одной ладони. А когда все мысли исчезли, наступила абсолютная тишина, и он узнал. Но он не бросился к мастеру.
Почти каждый день он приходил с новыми идеями, и каждый день получал затрещину. В тот день мастер ожидал... «Он не приходит. Он услышал?» — ибо, если он услышал, ему не потребуется приходить. Нет необходимости ни в чьем одобрении.
Поэтому мастер отправился на поиски: «Где же этот ученик?» В лесу рядом с озером ученик сидел под деревом так тихо, что никто бы и не заподозрил, что там кто-то находится — настолько отсутствующий, пустой. Даже когда подошел мастер, он никак не отреагировал на него. Мастер обошел вокруг него — в чем дело? — но он не произнес ничего. Мастер уселся перед ним, но он продолжал сидеть молча. И мастер сказал: «Ну пожалуйста, хоть стукни меня! Ты услышал. Я знаю, ты не можешь сказать это, — никто не может сказать, — хоть стукни меня, ведь и я сильно лупил тебя!»
Бывают переживания, которые остаются переживаниями и никогда не становятся выражением, — и не требуется, чтобы они становились выражением. Но в сердце человека есть глубокое стремление поделиться, и это великое качество, духовный феномен, — побуждение делиться. Деревья делятся по- своему, принося цветы и плоды, поэт делится по-своему, принося стихи, музыкант делится по-своему, создавая музыку, но все они стараются поделиться чем-то невыразимым.
Халиль Джебран прав. Он говорит: «Где вы собираетесь искать его?» У него нет ни адреса, ни местожительства. И как вы намерены обнаружить его? — ведь у вас нет определения. Даже если вы и столкнетесь с этим, вам не удастся опознать его.
Например, вы случайно встречаете на дороге Бога. Даже если Он скажет: «Доброе утро, сэр», — вы не признаете Его. Может, даже вы почувствуете раздражение, что незнакомец... что он себе думает? Почему он беспокоит меня? Я медитирую на Боге, а этот парень приходит сюда и говорит: «Доброе утро, сэр!» Как вы сможете признать Его, если вы еще не знаете Его?
Признание означает реализацию, которая уже произошла. Это очень важное утверждение: пока красота не станет вашим путем и вашим проводником, вам никогда не обнаружить, что это такое.
Поэтому не будьте озабочены тем, что такое красота с философской точки зрения. Живите красиво, шествуйте по пути красоты. Понаблюдайте вокруг — нет ничего кроме красоты. От ничтожного светлячка до величайшей звезды — это не что иное, как красота. Вместо того чтобы тратить свое время в поисках определения, позвольте красоте овладеть вами — будьте одержимы ею. Вы можете стать определением красоты, но не сможете определить ее.
Если вы спросите меня: «Что такое красота?» — я скажу: «Загляните в мои глаза, она там — я знаю это. Прислушайтесь к моему молчанию — она там. Я услышал это; я услышал ее шаги». Я могу быть истиной, я могу быть красотой, я могу быть добром, но я не могу определить их. Я не отделен — вот почему я не могу определить их.
Как может свет определить себя? Просто от его присутствия темнота исчезает — вот определение. Определение не бывает словами, определение бывает вашим присутствием... не тем, что вы говорите, а тем, чем вы являетесь. Будьте более чувствительны.
Наша чувствительность была притуплена. Наши родители боялись, наши предки боялись, потому что быть чувствительным — все равно, что ходить по лезвию бритвы. Если вы восприимчивы к красоте, то это не может ограничиваться только вашей женой или только вашим мужем — красота есть повсюду. И ваши родители — все родители — боялись.
Вашу чувствительность нужно было притупить, разрушить, чтобы вы оказались заключенными в небольшую тюрьму; в противном случае невозможно было бы навязать человечеству моногамию. Однажды вы встречаете женщину, которая вдруг овладевает вами; вы встречаете мужчину — и вдруг вы переполнены, совершенно забывая о муже, который ожидает вас. Красота не знает супружества, мужей, жен; ей не ведомы ограничения.
Но общество не может жить так, потому что общество еще не достаточно созрело, чтобы позволить абсолютную свободу. А ведь только в абсолютной свободе вашей чувствительности дано расправиться во весь рост.
Каждый рождается чувствительным, но каждый умирает отупевшим. Фактически, человек умирает задолго до смерти. Религии учили людей не быть чувствительными, потому что на чувствительность нельзя полагаться. Это ветерок — он приходит и уходит, когда захочет. Вы не можете посадить его в клетку, вы не можете заключить его в тюрьму. Вот почему люди боятся идти путем красоты, боятся, чтобы их вела сама красота.
Красота есть право по рождению для каждого. Это не особый талант, чтобы только немногие люди могли понимать красоту; это врожденное качество каждого, — которое остается бездействующим без предоставления свободы. Постепенно вы полностью забываете о нем, и тогда возникают всевозможные философские вопросы — что такое красота? что подразумевается под красотой?
Пикассо писал картину на берегу. Человек, который был садовником и обычно торговал розами на берегу, куда приходили влюбленные, наблюдал за Пикассо, но не мог разгадать смысл его картины. Пикассо закончил, нанеся последний мазок на картину, он посмотрел на нее, изумленный, словно не он создал ее, словно то была чужая картина.
Истинный художник всегда чувствует так, истинный поэт всегда чувствует так: он был всего лишь средством, какая-то неведомая сила написала это.
Садовник подошел к нему поближе и спросил: «Я наблюдал за вашей живописью. Вы были настолько погружены, настолько тотально в этом, что я боялся помешать вам. Теперь, когда вы завершили ее, я не могу устоять, перед искушением спросить: что означает эта картина?» А у него в руках было много роз.
Пикассо сказал: «Вы спрашиваете меня, в чем смысл картины. Могу я спросить вас — в чем смысл роз? Я видел, вы торгуете розами на берегу каждый день; меня тоже подмывало спросить вас. Вы — садовник, влюбленный в цветы. Я видел много, много роз, но розы, которые приносите вы, так прекрасны, так велики, так благоуханны, так молоды, так свежи. Вы должны знать их красоту».
В глазах у садовника стояли слезы. Он сказал: «Не спрашивайте этого, ведь меня спрашивают всю мою жизнь. Я знаю — но как только начинаю говорить об этом, становлюсь абсолютно немым».
Пикассо сказал: «Со мной то же самое. Я занимаюсь живописью. Для постороннего художник — я. Но что касается меня, я не знаю, кто написал это; я просто послужил орудием. И мне не известно, в чем смысл этого, потому что художник не я. Вы вырастили эти розы, но не вы дали рождение им. Они пришли из неведомого источника существования и жизни».
Наверное, этого довольно, чтобы наслаждаться ими и не спрашивать смысл. Те, что спрашивали о смысле, — потеряли, они никогда не обнаружат смысл. А пока они разыскивают смысл, жизнь скользит мимо. Они не обнаружат смысла. Они обнаружат только смерть.
Сказанное Халилем Джебраном — в точности то же самое. Пусть красота будет вашей жизнью. Пусть красота будет в каждом вашем выражении, в ваших руках, в ваших глазах, в вашем молчании, в вашей любви. Живите красотой как можно больше, пусть красота будет проводником, — и однажды вы узнаете, что это такое. Но я не могу обещать, что вы сумеете дать этому определение.
Вы не сможете говорить о красоте, пока красота не овладеет вами настолько, что начнет выплескиваться даже в ваших словах; однако определение вы не найдете. И ваши руки, ваши глаза, ваши слова, ваше молчание не будут понятными для всех; их поймут только те, кто уже вкусил нечто от той же тайны, от того же вина.
Между мастером и учеником постепенно начинает образовываться такой вид связи. Мастер может сказать что-то, а может и не говорить — ученик чувствует это, слышит это... наверное, сердца начинают шептать друг другу, и язык больше не нужен.
Вы обнаружите много определений, разумеется, но все эти определения не относятся к красоте; они
