людям, с которыми столкнет тебя судьба, приятен будешь и овладеешь ими, как змея, глаза которой чаруют птичку, намеченную в жертву. Постился ли ты, исполнил все предписанные мной обряды?
– Да, учитель, – ответил молодой еврей дрожащим от волнения голосом.
Шебна вынул тогда из открытого сундука тростниковую флейточку и флакон с темной жидкостью и жестом позвал за собой Иосэфа. В глубине грота была узкая расселина; оба скользнули туда, прошли целый ряд скал, образовавших узкий коридор, и, наконец, вышли на небольшую площадку, представлявшую как бы дно котловины и окруженную высокой стеной камней и утесов самых причудливых форм, которым свет луны придавал еще более волшебный вид.
– Прежде чем приступить к испытанию, которое доставит тебе талисман, я должен предупредить тебя, мой сын, что кровь застынет в твоих жилах от ужаса и удивления всему тому, что ты увидишь. Малейшая слабость будет стоить тебе жизни! – сказал Шебна. – Сегодня ночью змеи этих гор сползут сюда; при лунном свете я заставлю их плясать. Тогда на мой призыв явится змея, которую мы зовем царицей их; в своей пасти она принесет таинственный камень, дающий тому, кто обладает им, дар очарования, отгадывания и власть над тайными силами. По знаку моему ты должен, схватив ее за горло, задушить и вырвать камень! Тогда все силы, скрытые в змее, перейдут в тебя; если же ты ослабеешь, она тебя убьет! Ну, хочешь ты теперь подвергнуться этому испытанию?
– Да, – ответил сдавленным голосом Иосэф.
Тогда Шебна окропил траву и окружающие камни жидкостью из флакона и воздух наполнился сладким, одуряющим ароматом; затем он приложил флейту к губам и заиграл. То была удивительно-нежная, сладострастная мелодия, но с резкими переходами, которые заставляли вздрагивать каждый нерв юноши. Испуганный, блуждающий взор его вскоре заметил блестящие фосфорическим блеском точки, там и сям появлявшиеся из-за камней и кустарника; вслед за тем несколько змей, блестя чешуей, поднялись на песке и, раскачивая безобразными головами, словно убаюканные ритмом мелодии, принялись с видимым удовольствием кружиться. Число танцующих змей быстро возрастало; казалось, что из каждой впадины, из каждой трещины вылезали они, маленькие и большие, со зловещим шумом извиваясь и блестя чешуей. Равно и песня изменила свой характер; все быстрее, пронзительнее, стремительнее становились ее звуки, увлекая все в какую-то адскую пляску. Как бешеные, шипя, кружились змеи; зеленоватые горящие глаза их, казалось, готовы были выскочить из орбит. В эту минуту, господствуя над кишащей массой, появилась огромная змея; стоя на хвосте, она держала в пасти что-то горевшее голубоватым светом. Несмотря на смелость и спокойствие, поддерживавшие до сих пор Иосэфа, он почувствовал, как у него выступил холодный пот. Игра Шебны стала теперь совсем дикой и нестройной, напоминая свист бури и жалобный вой шакалов. Дойдя до высшей степени возбуждения, вытягивались и прыгали змеи, брызгая пеной и слюной; тогда Шебна поднял руку и сделал знак Иосэфу. Словно и царица змей поняла этот знак; мгновенно она остановилась и выпрямилась на своем сильном хвосте; огромная голова пришлась в уровень с лицом юноши; ужасные, красные, как кровь, глаза насквозь пронизывали его, пенистая слюна капала из полуоткрытой пасти, а ее гибкое тело раскачивалось, словно готовясь прыгнуть и обвить его. Помня наставления Шебны, бросился на нее Иосэф и своими тонкими, нервными, но крепкими пальцами, как железными клещами, схватил змею за шею и сжал, чтоб задушить. Отчаянная борьба завязалась между ними; извиваясь и шипя, змея старалась обнять своего противника; но возбуждение удесятерило его силы. Тяжело дыша, сгибаясь как тростник, в тяжких объятиях чудовища, Иосэф продолжал душить; наконец, змея ослабла и опустилась, увлекая его за собой; последним умиравшим усилием вырвал он блестящий камень из еще грозной, пенистой пасти и без чувств повалился на землю. Когда он открыл опять глаза, он лежал на постели.
– Победил я? – спросил он со страхом Шебну, наклонившегося над ним.
– Открой руку и убедись! – ответил Шебна, поднося ему чашу.
– А теперь пей, – прибавил он. Иосэф, дрожа, рассматривал продолговатый камень, прозрачный и голубоватый, который он крепко держал в руке. Когда он напился, старик накрыл его и сказал: – Спи, на заре я разбужу тебя, и ты возвратишься домой; а через три дня приходи опять, и я дам тебе необходимые наставления относительно завоеванного тобой талисмана.
Страшное волнение, перенесенное Иосэфом, сильно утомило его; совершенно разбитый, он еле дотащился домой. Яакоб, озабоченный нездоровьем своего любимца, не замедлил освободить его от всех работ и приказал ему хорошенько отдохнуть, чему Иосэф подчинился с удовольствием, чувствуя непреоборимую потребность остаться наедине в покое, чтобы всецело отдаться своим мыслям. На третий день вечером, – едва окончилась вечерняя трапеза, – Иосэф опять тайком выбрался из дому и торопливо направился к жилищу Шебны. Он застал его за чтением глиняных табличек при слабом свете лампады; но лишь только старец заметил своего ученика, как отодвинул таблички и, улыбаясь, протянул ему руку.
– Садись, сын мой, ты еще бледен, слаб! Но эта телесная слабость – пустяки, а что душа твоя сильна и способна выдержать борьбу – в том я убедился. Вот талисман, – прибавил он, сбрасывая кусок холста и открывая лежавший на столе свернутый пояс, в середине которого светился мягким, словно лунным, светом таинственный камень.
– Это – снятая мною змеиная кожа, которую ты будешь носить как пояс на бедрах, конечно, на голом теле; чешуя, как видишь, повернута внутрь, а камень служит пряжкой. Когда ты проносишь этот пояс 9 лун кряду, могущество и сила таинственного существа, которое владело талисманом, воплотятся в тебе. Если, устремив взор свой на камень, ты пожелаешь, чтобы он открыл тебе то, что скрыто ото всех, даже самую мысль человеческую – он все обнаружит тебе в прозрачной воде, в которую ты его положишь. Ну, а теперь одень его. – Иосэф повиновался; от прикосновения холодной змеиной кожи
