сообщения на автоответчике. Наконец он добрался до сути дела.
— Нам нужен такой сценарист, как ты — талантливый и со свежими мыслями! Мы составим потрясающий контракт и ты станешь самым богатым сценаристом за всю историю кино!
После этих слов я расслабился — нам с Анной не страшны братья Грин. Почему стоило их вообще бояться? Да потому, что в то утро я проснулся с осознанием факта, что Веселый Ледоруб уже перерос масштабы комикса, это было что-то более крупное, более подробное. Теперь я бы должен был согласиться с Анной — для комиксов это не подойдет. А вот для сценария…
— Сколько? — не раздумывая спросил я, чувствуя нежное тело Анны, которая прижималась ко мне. Увлеченный рассказом бойкого Генри, я не заметил, что она проснулась и стоит рядом, греясь в лучах летнего солнца. Великолепное тело, которое досталось мне, как самому активному завоевателю.
— Цифру назовите сами, — отчетливо произнес мой собеседник. — И потом, этот контракт не будет последним.
Mне бы хватило и одного. Анна вопросительно смотрела на меня, пытаясь угадать, что останавливает меня от принятия окончательного решения.
— Существует вероятность, что меня скоро уволят, — решительно начал я, — поэтому мне хотелось бы гарантий, на случай…
— Конечно, — перебил Генри. — Можно оформить все хоть сегодня!
— Отлично, я подумаю. Перезвоню вам позже.
— Ты говоришь, тебя скоро уволят? — поинтересовалась Анна, когда я положил трубку.
На ее лице проступало разочарование жизнью.
— Ледоруб… Я контролирую это лишь отчасти. Сколько я еще смогу выдавать это за детские сказки?
— Но до сих пор ты говорил…
— Энн, до сих пор все было в рамках… Я чувствую, что теперь ничто не удержит в них сюжет. Это становится чем-то… Я уже не знаю, чем!
— Не бойся, — добавил я и подкрепил слова поцелуем. — Я думаю, надо подписать контракт уже сегодня, потому что завтра будет понедельник и братья Грин, возможно, поймут, что приключенческая повесть переросла себя.
— Меня уволят.
Она накинула мой халат, валявшийся рядом с кроватью, и через несколько секунд я услышал позади себя, в ванной комнате, шум воды.
— Не бойся, — крикнул я.
Прошествовав к своему письменному столу, я принялся за продолжение истории. Не стоит бросать Ледоруба вот так — посреди сюжета. Да он и не позволит мне этого сделать. Картинки вылетали из под карандаша, словно торопились появиться на свет и, когда Анна вернулась, то обнаружила мой стол заваленным кадрами комикса.
— Я так и знала, что ты не бросишь его. Ведь все не так плохо?
Насколько же люди не понимают себя! Но как я мог винить Анну за непонимание меня самого? Для нее я говорил загадками.
— Все именно настолько плохо. Но, Энн, нам нечего боятся! Одевайся… — тут я оценивающе посмотрел на нее, — и мы поедем к этой акуле кинопроизводства.
Мы действительно поехали и, вернувшись ко мне домой, на некоторое время забыли об окружающем нас мире. Я подвергся неизбежной порции вопросов Энн и с некоторым злорадством сказал ей, что и сам уже ни черта не понимаю. Как ни странно, она не стала возражать и спорить — наверное, привыкла к тому, что приключения Ледоруба рождаются равномерно: каждое утро новая порция картинок, обрывающаяся на самом неожиданном месте… Быстро привыкаешь ко всему новому. И это новое уже не кажется чем-то особенным.
А контракт был славным. Братья Грин могут злиться сколько им бyдет yгодно.
Ручаюсь, стук дверь не застал его врасплох. Одинг-кузнец знает, чувствует, когда следует ждать незванных гостей. Один лишь миг, отрезок непримиримого времени, и его мощные, созданные кузнеческим трудом руки уже обнимают меня, грозясь расплющить. Правда, он всегда чувствует, где стоит остановиться. Отступая на шаг, он замечает мою спутницу — девушку народа предгорий. Вероятно, и это ему не впервой, он только радостно улыбается, приглаживая огромную черную бороду, и произносит слова приветствия. Я вспоминаю время, проведенное рядом с ним в ожидании того момента, когда наконец заискрится, засияет под теплым солнцем великолепный клинок… Который я по принуждению оставил в Кельте Оберхейме. Конечно же, слова приветствия вызваны присутствием Мэлины.
— Ну, право, не стоит задерживаться на улице, — заявляет он, очевидно заметив смущение девушки и мое нерадостное лицо.
Его лицо немного сереет, словно с кузнеца сползла маска — он почувствовал, что непроста появились мы у дверей его дома.
— Ледоруб, — вновь заговаривает он, не давая мне вставить слова, — если дорога утомила вас, а я вижу на ваших одеждах ее пыль, то я отведу вам комнаты для отдыха…
Вопросительно смотрю на Мэлину, но она лишь едва заметно качает головой. «Не стоит беспокоиться.» Узнаю дочь гор.
— Не знаю, что за дело у Мэлины, но мне нужна одна лишь вещь — новый меч.
Одинг ведет нас к накрытому столу, о котором уже побеспокоилась одна из его дочерей.
— Прежде всего, следует поесть, даже если на хвосте лютый враг.
Я чувствую в его голосе нотки ворчливости. Они — давние соратники кузнеца, который пытается казаться суровее, чем есть, только бы к нему прислушались. Но он знает, что делает. Та пища, что ожидает нас, не утяжелит желудок, склоняя ко сну и искореняя способность поднять меч.
Я неторопливо ем, понимая, что все равно не смогу переубедить старого друга. По делу, стоит его послушаться — он на десяток лет меня старше, да и опыта у него поболе. С такими вещами мирятся, и если человек не нуждается ни в чьем совете, ни в чьей помощи, то это уже не человек. Как черные люди. Мэлина ест скучно, словно занимаясь нелюбимым делом. С момента, когда мы перешагнули порог дома Одинга, она сказала одно лишь слово, благодаря его за трапезу.
— Черные люди, — начинаю я, когда стол пустеет и на его занятной деревянной поверхности с удивительными разводами появляется легкое вино. — Ты слышал о них?
Одинг качает головой. Возможно, он что-то и слышал, но хочет узнать обо всем от меня. Снова повторяю рассказ, который мне самому начинает казаться нереальным.
— Здесь я не затем, чтобы обременять тебя… Просто мне нужен новый меч, деньги за который я отдам тебе…
— Никаких денег, — обрывает меня кузнец. — Сам знаешь, что я не могу брать денег с попавшего в беду…
— Я уйду немедленно, как только ты подберешь мне более-менее стоящую железяку.
Это наша самая короткая встреча. Несколько мимолетных часов и мы продолжаем наш путь… с одним существенным отличием — в спину нам смотрит черный человек. Он просто стоял на дороге, которая ведет к дому Одинга, и глядел, как мы седлаем лошадей, крепим к специальным поясам мечи в ножнах (Мэлина тоже не отказалась от стали)… Как он нашел нас?
Я заметил его, лишь когда круто разворачивал Роберта, чтобы немедленно пустить его быстрой рысью. Красные глаза вонзились в меня, раскрывая пугающую бездну кошмара. Мне действительно стало очень страшно. Такого я не испытывал никогда в жизни. Никогда. Он сделал шаг и я вонзил шпоры в бока Роберта, не проверяя, следует ли за мной девушка предгорий.
Оглядываясь на неподвижную фигуру, что провожала нас взглядом, я боялся не только за себя. Это был страх пытки любовью, той самой любовью, о которой говорят, как о самом сильном оружии. Это то, во что я верю, с одной разницей — я думаю, что она — орудие пыток. Что, если черный человек захочет поквитаться с силачом Одингом, который помог нам, не устрашившись рассказов о пугающих нелюдях в черных мантиях до земли? Что если… Об этом было страшно думать — у кузнеца была семья, которую он любил больше себя. Пытка страхом убийства.
