Что я пред ним? – напрасно грудьПолна желаньем и тоской:То жар бессильный и пустой,Игра мечты, болезнь ума.На мне печать свою тюрьмаОставила… Таков цветокТемничный: вырос одинокИ бледен он меж плит сырых,И долго листьев молодыхНе распускал, всё ждал лучейЖивительных. И много днейПрошло, и добрая рукаПечалью тронулась цветка,И был он в сад перенесен,В соседство роз. Со всех сторонДышала сладость бытия… Но что ж? Едва взошла заря,Палящий луч ее обжегВ тюрьме воспитанный цветок… 22И как его, палил меняОгонь безжалостного дня.Напрасно прятал я в травуМою усталую главу:Иссохший лист ее венцомТерновым над моим челомСвивался, и в лицо огнемСама земля дышала мне.Сверкая быстро в вышине,Кружились искры; с белых скалСтруился пар. Мир Божий спалВ оцепенении глухомОтчаянья тяжелым сном.Хотя бы крикнул коростель,Иль стрекозы живая трельПослышалась, или ручьяРебячий лепет… Лишь змея,Сухим бурьяном шелестя,Сверкая желтою спиной,Как будто надписью златойПокрытый донизу клинок,Браздя рассыпчатый песок,Скользила бережно; потом,Играя, нежася на нем,Тройным свивалася кольцом;То, будто вдруг обожжена,Металась, прыгала онаИ в дальних пряталась кустах… 23И было всё на небесахСветло и тихо. Сквозь парыВдали чернели две горы.Наш монастырь из-за однойСверкал зубчатою стеной.Внизу Арагва и Кура,Обвив каймой из серебраПодошвы свежих островов,По корням шепчущих кустовБежали дружно и легко…До них мне было далеко! Хотел я встать – передо мнойВсё закружилось с быстротой;Хотел кричать – язык сухойБеззвучен и недвижим был… Я умирал. Меня томилПредсмертный бред. Казалось мне,Что я лежу на влажном днеГлубокой речки – и былаКругом таинственная мгла.И, жажду вечную поя,Как лед, холодная струя,Журча, вливалася мне в грудь… И я боялся лишь заснуть, –Так было сладко, любо мне…А надо мною в вышинеВолна теснилася к волнеИ солнце сквозь хрусталь волныСияло сладостней луны…И рыбок пестрые стадаВ лучах играли иногда.И помню я одну из них:Она приветливей другихКо мне ласкалась. ЧешуейБыла покрыта золотойЕе спина. Она виласьНад головой моей не раз,И взор ее зеленых глазБыл грустно нежен и глубок…И надивиться я не мог:Ее сребристый голосокМне речи странные шептал,И пел, и снова замолкал.Он говорил: «Дитя мое, Останься здесь со мной:В воде привольное житье И холод и покой.* * *Я созову моих сестер: Мы пляской круговойРазвеселим туманный взор И дух усталый твой.* * *Усни! постель твоя мягка. Прозрачен твой покров.Пройдут года, пройдут века Под говор чудных снов.* * *О милый мой, не утаю, Что я тебя люблю,Люблю, как вольную струю, Люблю, как жизнь мою…»И долго, долго слушал я;И мнилось, звучная струяСливала тихий ропот свойС словами рыбки золотой.Тут я забылся. Божий светВ глазах угас. Безумный бредБессилью тела уступил…24Так я найдён и поднят был… Ты остальное знаешь сам.Я кончил. Верь моим словамИли не верь, мне всё равно.Меня печалит лишь одно:Мой труп холодный и немойНе будет тлеть в земле родной,И повесть горьких мук моихНе призовет меж стен глухихВниманье скорбное ничьеНа имя темное мое.25Прощай, отец… дай руку мне:Ты чувствуешь, моя в огне…Знай, этот пламень с юных дней,Таяся, жил в груди моей;Но ныне пищи нет ему,И он прожег свою тюрьмуИ возвратится вновь к тому,Кто всем законной чередойДает страданье и покой… Но что мне в том? – пускай в раю,В святом, заоблачном краюМой дух найдет себе приют…Увы! – за несколько минутМежду крутых и темных скал,Где я в ребячестве играл,Я б рай и вечность променял… 26Когда я стану умирать,И, верь, тебе не долго ждать –Ты перенесть меня велиВ наш сад, в то место, где цвелиАкаций белых два куста…Трава меж ними так густа,И свежий воздух так душист,И так прозрачно-золотистИграющий на солнце лист!Там положить вели меня.Сияньем голубого дняУпьюся я в последний раз.Оттуда виден и Кавказ!Быть может, он с своих высотПривет прощальный мне пришлет,Пришлет с прохладным ветерком…И близ меня перед концомРодной опять раздастся звук!И стану думать я, что другИль брат, склонившись надо мной,Отер внимательной рукойС лица кончины хладный потИ что вполголоса поетОн мне про милую страну…И с этой мыслью я засну,И никого не прокляну!..»1839,
Я вижу перед собой лежащего гладиатора… Байрон (англ.).
Поэты похожи на медведей, сытых тем, что сосут лапу. Неизданное (фр.).
