сказала:
– Дурачок… конечно.
И ей в эту секунду пришла мысль о том, как, в самом деле, она сильно и страстно его любит.
А пароход шел, чуть вздрагивая, и слышен был где-то внизу глухой стук машины. Из-за колена реки вынырнула маленькая яркая красная точка и стала быстро приближаться. И вскоре стало видно, что точка эта – моторный катер, мчавшийся вслед «Неве» на большой скорости. Подымая справа и слева от себя высокие, издали – снежно-белые стены брызг и пены, маленький катер то скрывался в волнах и надолго пропадал из глаз, то снова выныривал, упрямо рассекая бурную Волгу и быстро подвигаясь вперед. И оба – и Ольга и Аркадий Иванович – почему-то не отрываясь стали следить за ним, молча и сосредоточенно. И странно как-то было, ибо за этой внимательной слежкой они на какое-то время позабыли о том, что их обоих только что волновало и о чем одном они могли думать. Темно-голубые глаза Ольги слегка сощурились, и от длинных ресниц легла черная тень, погасив блеск глаз; губы плотно сжались, и на лоб набежали морщинки, словно она о чем-то подумала – о чем-то нехорошем и страшном. Она инстинктивно подвинулась ближе к Аркадию Ивановичу и взяла его под руку. И опять-таки странно: он как бы не почувствовал этой ее близости, не пошевелился, не изменил позы и не ответил на ее легкое и робкое пожатие. Что произошло? Ни он, ни она не понимали. Мчится, приближаясь к пароходу, катер. Катер, каких тысячи на Волге. И – больше ничего. Во всем этом не было ничего необычного. Однако именно эта обыденность рождала и в Ольге и в Аркадии Ивановиче какое-то смутное, необъяснимое беспокойство. И это было страшно. Аркадий Иванович первый легко и быстро освободился от этого странного чувства. Он уже любовался и бурной Волгой, и мчащимся катером, и все, все кругом снова засверкало в радужных красках.
– Летит…
И Ольга поняла, что Аркадий Иванович имеет в виду катер, что летит катер, а не парусная лодка, что неслась справа по борту, и не чайка, что с криком метнулась к стоявшей у поручней девочке и протягивавшей в воздух кусочек хлебца.
Катер теперь отчетливо был виден. Вот он поравнялся с «Невой», резко отвернул от волн за ее кормой и, убавив ход, пошел рядом с пароходом.
– Катер Управления! – крикнул кто-то сверху. – Принять пассажира!..
Пароход тяжело, сипло свистнул и тоже замедлил ход. Двое матросов пробежали мимо Ольги и Аркадия Ивановича и ловко, как кошки, прямо через борт спустились на нижнюю палубу, на корму.
Катер стал подруливать к «Неве». На его мокрых красных бортах сверкали солнечные блики. В катере находились двое: один, в форменной фуражке и полосатой тельняшке, выполз на крытую палубу носа с чалкой в руках, готовясь бросить ее матросам на «Неву». Другой – Денис Бушуев – стоял во весь свой огромный рост за штурвалом и внимательно следил за тем, как катер подходил на малых оборотах к пароходу.
– «Вьюга»… – вслух прочла Ольга название катера. Чтобы лучше видеть, она встала и облокотилась на поручни. Поднялся вслед за нею и Аркадий Иванович. Он встал рядом и закурил.
«Нева» подвигалась вперед, лениво шлепая плицами. Волны бросали катер из стороны в сторону. Денис широко расставил ноги, уперся ими в копани, чтобы не упасть, и, когда катер подошел к самому борту парохода, резко свернул штурвал влево: катер мягко вынырнул на большую волну и как бы застыл в аршине от «Невы». Матросы с «Невы» – один схватил брошенную механиком Ильей чалку, другой багром подцепил железное кольцо на носу катера. Сбросили веревочный трап.
Мокрый, смеющийся с перекинутым через плечо пиджаком, Денис Бушуев поднялся на корму «Невы».
– Жив, что ль, товаришок?.. – приветливо крикнул ему седенький старичок-колхозник, лежавший на бухте канатов.
– Жив, папаша… – в тон ему ответил Денис, смеясь и показывая белые, крепкие зубы.
Он был насквозь мокрый. Клетчатая рубашка прилипла к телу. Мокрые белокурые волосы спутались в комок, и короткие пряди их лезли на лоб. Отряхиваясь, он взглянул наверх, закинув голову, и на какое-то мгновение встретился с глазами Ольги, прямо и открыто смотревшей на него. И взгляд его карих глаз показался ей удивительно мягок и добр. По широкоскулым щекам его текли с висков и лба капли воды, в них играло солнце – и это почему-то ей особенно запомнилось.
В том, что они на миг встретились глазами, не было ничего странного или значительного, но то, что ей еще раз захотелось – и непременно – заглянуть в эти карие глаза, – и не понравилось ей, и удивило ее. Но в тот миг, как только он опустил глаза, она поняла, что он обязательно, сейчас же взглянет еще раз. И когда действительно он снова взглянул на нее, но взглянул на этот раз как-то хмуро и растерянно, она уже не к удивлению своему, а к ужасу поняла, что охвачена тихой и светлой радостью. И, не сумев скрыть этой радости, она бессознательно, но искренне улыбнулась ему, улыбнулась еле заметно и тоже растерянно.
Аркадий Иванович ничего не заметил.
Бушуеву отвели каюту рядом с салоном 1-го класса. Зашедшему навестить его капитану Бушуев назвал себя, но попросил никому не говорить его настоящего имени. Капитан охотно согласился. Условились: Денис – работник Горьковского райкомвода, Иван Иванович Иванов.
С наслаждением вымывшись, Денис прилег отдохнуть и подумать. Очень хорошо он сделал, что посмотрел «Братьев» в трактовке Горьковского театра. В самом деле, образ повстанца Еремина в исполнении замечательного талантливого молодого актера Коровина вышел несколько иным, чем его задумал
