Матов поля не видел. Он видел что-то однообразно серое и зыбкое, но нисколько не усомнился в правдивости слов проводника: тут, видимо, нужен опыт, какого у Матова не было даже в Поморье. Там если и прыгали по льдинам, то исключительно днем, подбираясь к лежбищам тюленей. Да и поля там — это ж действительно были поля, а не жалкие островки, плывущие по Волге.
До середины реки добрались без приключений. Но здесь лед шел значительно быстрее, зато и льдины были крупнее и теснились одна к другой. По этим льдинам они бежали почти без остановок, перепрыгивая через трещины, канавы и воронки, заполненные шугой. Впереди двигались темные ноги Федора Кузьмича, а верхняя часть, укрытая белой курткой, точно висела в темном воздухе, то отдаляясь, то приближаясь, и Матов следил исключительно за ногами, запоминая, где они и как двигались — легкой ли трусцой, широким ли шагом или скачками.
Высокий обрывистый берег закрыл половину неба черной стеной. Теперь ориентироваться можно было лишь по взлетающим время от времени осветительным ракетам и пулеметным трассам, иногда проплывающим над головой.
Луна освещала реку настолько хорошо, что вблизи видны даже маленькие льдинки. Матов вполне освоился и теперь мог различать в отдалении и ледяные поля, и отдельные льдины, но только сейчас со всей отчетливостью понял, что пойди он один, еще неизвестно, дошел бы даже и до середины реки.
Плывущее ледяное поле, медленно вращаясь, совместилось с другим полем, прижатым к берегу. Кузьмич перескочил на него, Матов следом. И тут вдруг завыло, заскрежетало, и над головой понеслись огненные стрелы: с левого берега ударили «катюши», не менее десятка установок сразу.
Еще прыжок, пробежка, прыжок и… Матов, не рассчитав прыжка, оступился, потерял равновесие, нога провалилась в шугу, сапог хлебнул воды, но его подхватили под руки, выдернули из ледяной воды — и он оказался на снегу, который никуда не двигался и не раскачивался под ногами.
Кто-то, в солдатском ватнике и шапке, спросил:
— Вы — подполковник Матов?
— Я, — ответил Матов.
— Капитан Логунов, — представился человек. — Командующий Шестьдесят второй армией генерал-лейтенант Чуйков ждет вас в своем штабе. Прошу.
Матов отвязал от пояса веревку, передал багор Кузьмичу.
— Когда назад-то? — спросил тот.
— Думаю, следующей ночью. Подождете?
— А куды ж я денусь? Мне велено вас сюды и обратно.
— Где вас искать?
— А тут же, при штабе.
— Идемте, идемте, — поторопил Логунов, — а то фриц начнет сейчас обстреливать берег из минометов.
Штаб армии представлял из себя глубокую землянку, устроенную в обрывистом берегу, с ответвлениями, узкими ходами, отдельными помещениями, обшитыми тесом, со множеством народу, среди которого встречались женщины с детьми, раненые и много еще кого, к штабу явно не имеющие никакого отношения.
— Немец так бомбил и обстреливал минувшие два дня, что многие укрытия обвалились, вот народ и набился сюда, — пояснил капитан Логунов. — Сейчас саперы роют землянки, переведем людей туда, а лед встанет, на тот берег. У нас раненых скопилось — девать некуда. Так вот и живем… Вы у нас впервые?
— Да.
— Ничего, жить можно, — подвел итог капитан. — Можно сказать, курорт. А вот наверху…
Они остановились у полуоткрытой двери, откуда слышался настойчивый голос:
— «Земля», я «Берег»! Как слышите меня? Прием…
Миновали пункт связи и очутились еще у одной двери. Капитан одернул ватник, открыл дверь.
— Разрешите, товарищ генерал?
— Входи, Логунов. Встретил?
— Так точно, встретил! — и отступил в сторону.
Матов шагнул в землянку, освещенную двумя электрическими лампочками, увидел невысокого, широкоплечего генерал-лейтенанта с бугристым открытым лицом, с зачесанными назад черными волосами, с внимательным взглядом сквозь узкие щелки из-под косматых бровей, представился:
— Подполковник Матов, оперативный отдел Генштаба.
— Входите, подполковник, входите. Логунов, ты документы проверил у товарища подполковника?
— Никак нет, товарищ генерал. Да и зачем? Звонили же…
— Звонили… Мало ли что.
