Александр Семенович хлопотал, сам влезал на лестницу, проверяя провода.
На следующий день вернулся со станции тот же полугрузовичок и выплюнул три ящика, великолепной гладкой фанеры, кругом оклеенной ярлыками и белыми по черному надписями:
Vorsicht!! Eier!!
Осторожно: яйца!!
– Что же так мало прислали? – удивился Александр Семенович, однако тотчас захлопотался и стал распаковывать яйца. Распаковывание происходило все в той же оранжерее и принимали в нем участие: сам Александр Семенович; его необыкновенной толщины жена Маня; кривой бывший садовник бывших Шереметевых, а ныне служащий в совхозе на универсальной должности сторожа; охранитель, обреченный на житье в совхозе; и уборщица Дуня. Это не Москва, и все здесь носило более простой, семейный и дружественный характер. Александр Семенович распоряжался, любовно посматривая на ящики, выглядевшие таким солидным компактным подарком, под нежным закатным светом верхних стекол оранжереи. Охранитель, винтовка которого мирно дремала у дверей, клещами взламывал скрепы и металлические обшивки. Стоял треск… Сыпалась пыль. Александр Семенович, шлепая сандалиями, суетился возле ящиков.
– Вы потише, пожалуйста, – говорил он охранителю. – Осторожнее. Что же вы, не видите – яйца?
– Ничего, – хрипел уездный воин, буравя, – сейчас…
Тр-р-р… и сыпалась пыль.
Яйца оказались упакованными превосходно: под деревянной крышкой был слой парафиновой бумаги, затем промокательной, затем следовал плотный слой стружек, затем опилки, и в них замелькали белые головки яиц.
– Заграничной упаковочки, – любовно говорил Александр Семенович, роясь в опилках, – это вам не то, что у нас. Маня, осторожнее, ты их побьешь.
– Ты, Александр Семенович, сдурел, – отвечала жена, – какое золото, подумаешь. Что я, никогда яиц не видала? Ой!.. какие большие!
– Заграница, – говорил Александр Семенович, выкладывая яйца на деревянный стол, – разве это наши мужицкие яйца… Все, вероятно, брамапутры, черт их возьми, немецкие…
– Известное дело, – подтвердил охранитель, любуясь яйцами.
– Только не понимаю, чего они грязные, – говорил задумчиво Александр Семенович… – Маня, ты присматривай. Пускай дальше выгружают, а я иду на телефон.
И Александр Семенович отправился на телефон в контору совхоза через двор.
Вечером в кабинете зоологического института затрещал телефон. Профессор Персиков взъерошил волосы и подошел к аппарату.
– Ну? – спросил он.
– С вами сейчас будет говорить провинция, – тихо с шипением отозвалась трубка женским голосом.
– Ну. Слушаю, – брезгливо спросил Персиков в черний рот телефона. В том что-то щелкало, а затем дальний мужской голос сказал в ухо встревоженно:
– Мыть ли яйца, профессор?
– Что такое? Что? Что вы спрашиваете? – раздражился Персиков. – Откуда говорят?
– Из Никольского, Смоленской губернии, – ответила трубка.
– Ничего не понимаю. Никакого Никольского не знаю. Кто это?
– Рокк, – сурово сказала трубка.
– Какой Рокк? Ах, да… это вы… так что вы спрашиваете?
– Мыть ли их?.. прислали из-за границы мне партию куриных яиц…
– Ну?
– А они в грязюке в какой-то…
– Что-то вы путаете… Как они могут быть в «грязюке», как вы выражаетесь? Ну, конечно, может быть немного… помет присох… или что-нибудь еще…
– Так не мыть?
– Конечно, не нужно… Вы, что, хотите уже заряжать яйцами камеры?
– Заряжаю. Да, – ответила трубка.
– Гм, – хмыкнул Персиков.
– Пока, – цокнула трубка и стихла.
– «Пока», – с ненавистью повторил Персиков приват-доценту Иванову, – как вам нравится этот тип, Петр Степанович?
– Это он? Воображаю, что он там напечет из этих яиц.
