зашли в тупик, иду умываюсь холодной водой – и голова сразу начинает лучше соображать, а мысли приходят в стройный порядок. Иногда достаточно просто побрызгать холодной водой на лоб.
Я сделала два шага к речке и склонилась над ней с намерением зачерпнуть пригоршню воды. Мои ладони коснулись колеблющейся поверхности речных струй…
Резко отдернув руки от воды, не сразу поняла, в чем дело. Я настроилась на ощущение ледяной прохлады, но вода в речке оказалась… горячей! Да- да, именно горячей – не такой, как в чайнике после закипания, чтобы можно было обжечься, но примерно такой, какая льется в квартире из-под горячего крана…
Дети, оторвавшись от созерцания вулкана, резко замерли и встревожено уставились на меня. Мои странные движения насторожили, видимо, и наших спасителей, и они рефлекторно взяли оружие наизготовку, внимательно оглядывая окрестности.
– В чем дело, Анна Сергеевна? – крикнул мне капитан Серегин.
– Вода! – воскликнула я, – вода горячая!
Дети, поняв, что мое резкое движение было вызвано вовсе не чем-то опасным, вздохнули с некоторым облегчением и тут же, подскочив к речке, принялись азартно совать в нее свои пальцы. Пока они развлекались таким образом и, тихо переговариваясь, поглядывали на курящуюся вершину, я увидела, что капитан Серегин, приняв во внимание мое сообщение насчет воды, приставил к глазам бинокль и разглядывает водопад и его окрестности, при этом негромко обмениваясь мнениями со своими людьми.
Желание освежиться пропало, мои мысли и без того стали несколько упорядочиваться. Я смотрела вокруг, приходя в более-менее спокойное созерцательное состояние.
Откуда-то из глубины сознания всплыла не совсем приятная мысль о том переполохе, который, должно быть, сейчас происходит в лагере из-за нашего исчезновения. Мне так и представились рожи моих недоброжелателей и их злобные комментарии: «Эта чокнутая увела и погубила наших несчастных ребятишек! И как ей можно было доверять детей?!», и лицо Веры Анатольевны, ее сдвинутые брови, запотевшие очки и тихий, спокойно-леденящий, исполненный сдержанного негодования и оттого особенно страшный голос: «Эта авантюристка, скрывавшаяся под личиной педагога, замаравшая честь воспитателя своим недостойным поступком, обязательно пойдет под суд!»
Я поежилась. Да уж, действительно, наворотила я делов… Совесть, конечно, меня мучила. Но укоры ее ощущались уже не так остро, тем более на фоне нашего захватывающего приключения, которое с появлением военных приобрело некий новый смысл… И вообще, карающая длань правосудия, скорее всего, настигнет саму Веру Анатольевну и кое-кого еще. Ведь как только начнут расследовать наш случай, так сразу наружу вылезут все их хитроумные махинации и прямое воровство. Я не злорадствую, я только констатирую факт. Хотя, впрочем… что-то я и вправду злая становлюсь. Иногда замечаю за собой, что начинаю думать о людях в негативном ключе. А так нельзя. Иначе маленькое недовольство может перерасти в большую ненависть. А ненависть, как известно – что? – правильно, она нас разрушает. Так что пусть дорогая начальница живет долго и счастливо, и всех ей благ, вместе с ее присными, аминь.
Между тем дети вроде бы немного оживились и оттаяли. Появление военных в самый страшный момент и чудесное спасение благотворно подействовало на них – ну а на кого бы не подействовало появление десяти бравых молодцев в полном боевом облачении, потрясающих оружием и готовых нас всячески защищать и оберегать с оружием в руках? Ну, насчет потрясания это я, конечно, немного утрирую – эти люди не размахивают оружием почем зря.
Вообще, мой взгляд постоянно возвращается к их массивным, но ладным фигурам, затянутым в полную камуфляжную экипировку. Было в их плавных экономных движениях и скупых немногословных фразах нечто такое, что вызывало священное благоговение и действовало лучше любого успокоительного. Абсолютная слаженность и естественность их движений, немногословность и неторопливая уверенность составляли, по-видимому, саму основу действий их группы и мне было очень приятно на них смотреть.
Один из бойцов при этом привлек мое особое внимание. Я пригляделась – неужели женщина?! Ну конечно, сомнений быть не могло – нежный, чуть полноватый овал лица, гладкая кожа, большие черные блестящие глаза, остро поглядывающие из-под таких же черных пушистых ресниц, густые брови правильной формы, слегка выщипанные для улучшения их формы. Это действительно была молодая женщина, примерно моего возраста, что весьма меня порадовало.
Девушка в камуфляже заметила мой пристальный взгляд и улыбнулась, отчего ее лицо приобрело необыкновенный шарм.
– Кобра, в миру Ника Зайко, – подойдя ко мне, представилась она чуть хрипловатым контральто – именно таким голосом, по моему представлению, и должна говорить женщина-военный, и, стянув перчатку с руки, протянула мне ладонь для рукопожатия.
– Очень приятно… Я Анна Струмилина. Можно просто Аня, – ответила я, с удовольствием пожимая ее маленькую, но крепкую руку.
– Ты, подруга не боись – прорвемся, не в первый раз, – сказала Ника, тряхнув своей косо стриженой «рваной» челкой, – и мелким своим скажи – держитесь за нашего «Батю» и все будет хорошо. Вы, я смотрю, сделаны из правильного теста.
Мы улыбнулись друг другу. И мне отчего-то подумалось, что хорошо бы иметь вот такую, как она, подругу – решительную, смелую, полную энергии, с такими вот ироничными черными глазами, в которых пляшут озорные чертики…
