горсти да вздумал водицы напиться, нагнулся в колодезь – денежка у него выкатилась и потонула на дно.
Остался бедняк ни с чем. Другой бы на его месте заплакал, затужил и с досады б руки сложил, а он нет.
– Господь, – говорит, – знает, кому что давать: кого деньгами наделяет, у кого последние отнимает. Видно, я мало трудился, теперь стану усердней!
И снова за работу – каждое дело в его руках огнём горит!
Кончился срок, минул ещё год, хозяин ему мешок денег на стол.
– Бери, – говорит, – сколько душа хочет!
А сам в двери и вышел вон.
Работник опять думает, как бы за труд лишнего не положить. Взял денежку, пошёл напиться и выпустил невзначай из рук – денежка упала в колодезь и потонула.
Ещё усерднее принялся он за работу: ночь недосыпает, день недоедает. Поглядишь: у кого хлеб сохнет, желтеет, а у его хозяина всё бутеет[2]; чья скотина ноги завивает, а его по улице брыкает; чьих коней под гору тащат, а его и в поводу не сдержать.
Хозяин разумел, кого благодарить, кому спасибо говорить. Кончился срок, миновал третий год, он кучу денег на стол:
– Бери, работничек, сколько душа хочет. Твой труд – твоя и деньга!
А сам вышел вон.
Берёт работник опять одну денежку, идёт к колодезю воды испить – глядь: последняя деньга цела, и прежние две наверх всплыли. Подобрал он их, догадался, что Бог его за труды наградил; обрадовался и думает: «Пора мне бел свет поглядеть, людей распознать!»
Подумал и пошёл куда глаза глядят.
Идёт он полем, бежит мышь:
– Ковалёк, дорогой куманёк! Дай денежку; я тебе сама пригожусь!
Дал ей денежку.
Идёт лесом, ползёт жук:
– Ковалёк, дорогой куманёк! Дай денежку; я тебе сам пригожусь!
Дал и ему денежку.
Поплыл рекой, встретился сом:
– Ковалёк, дорогой куманёк! Дай денежку; я тебе сам пригожусь!
Он и тому не отказал, последнюю отдал.
Сам пришёл в город. Там людей, там дверей! Загляделся, завертелся работник на все стороны, куда идти – не знает.
А перед ним стоят царские палаты, сребром-золотом убраны, у окна Несмеяна-царевна сидит и прямо на него глядит. Куда деваться? Затуманилось у него в глазах, нашёл на него сон, и упал он прямо в грязь.
Вдруг откуда ни возьмись – сом с большим усом, за ним жучок-старичок, за ним мышка-стрижка. Все прибежали!
Ухаживают, ублаживают: мышка платьице снимает, жук сапожки очищает, сом мух отгоняет.
Глядела, глядела на их услуги Несмеяна-царевна и засмеялась.
– Кто, кто развеселил мою дочь? – спрашивает царь.
Один говорит: «Я!», другой: «Я!»
– Нет, – сказала Несмеяна-царевна. – Вон этот человек!
И указала на работника.
Тотчас его во дворец, и стал работник перед царским лицом молодец-молодцом!
Царь своё царское слово сдержал: что обещал, то и даровал.
Я говорю: не во сне ли это работнику снилось? Заверяют, что нет, истинная правда была, – так надо верить!
Хаврошечка
Есть на свете люди хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые своего брата не стыдятся.
К таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой, взяли её эти люди, выкормили и над работой заморили: она и ткёт, она и прядёт, она и прибирает, она и за всё отвечает.
А были у её хозяйки три дочери. Старшая звалась Одноглазка, средняя – Двуглазка, а меньшая – Триглазка.
Дочери только и знали, что у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала: их и обшивала, для них пряла и ткала – и слова доброго никогда не слыхала.
Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую коровку, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать: