в пропорциях, но узнаваемые глаза. Они были зелеными, как пластмассовая ручка ножа Кобальта. В его дорожденных снах зелеными были листья на деревьях, поля и луговины, а еще – море. Неожиданно он понял: желать появления Соломона можно было по одной простой, но важной причине.
Ему необходимо было увидеть прекрасную землю Риппетры.
«Пещеры легко впускают, но с трудом выпускают», – сказал Тиль, в первый раз инструктируя Кая по правилам безопасности. Тогда Кай его не понял, но по мере того как пещеры и уголь заполняли разум и превращали тело в горную породу, до него начинал доходить смысл и тех слов, и своего существования. Пещеры его не отпустят, Соломон не придет, а сам он рано или поздно превратится в гнома.
Слушая шаги Кобальта и Тупэ, раздающиеся впереди гулким эхом, Кай изо всех сил старался не отстать, однако тяжелая сумка неизменно тянула вниз, замедляя скорость. Гномы взяли с собой все инструменты, какие нашли, на случай, если буровое долото слишком глубоко застряло в породе, и его придется вытаскивать вручную. Ко всему, у него оторвалась подошва сапога, когда он в темноте едва не провалился в яму-водосборник. Кай успел отпрыгнуть, но торчащий из стены прут воткнулся в носок сапога и аккуратно отделил подметку, чудом не задев ногу. А кто-то еще говорил, что гномы хорошие сапожники. «Фуфло», – подумал Кай, приматывая подошву оторванным рукавом, так как веревки поблизости не оказалось. Догонять Тупэ и Кобальта пришлось бегом, рискуя в кромешной тьме сломать шею.
Пещеры, где жили гномы, и, собственно, шахта с забоями, соединялись широким тоннелем с деревянными крепями, сохранившимися со времен, когда уголь добывали топорами и кирками. Тиль хвастал, что пропитанная каменным маслом древесина северного дуба прочнее металла, и в замене крепей нет необходимости. Ведь за весь период работы шахты на этом участке ни разу не случалось завалов. У суеверного Тупэ было другое мнение. Гном считал, что в тоннеле живут духи-стуканцы, и, если их потревожить, они начнут вредить забою. Поэтому крепи и не меняли.
Правду Кай узнал позднее – от всезнающего Фосфора. Оказалось, что породы, лежащие над тоннелем, были пронизаны водными жилами, и работы по замене крепей могли вызвать прорыв воды. В свое время тоннель освещался мощными прожекторами, а также был оборудован кондиционерами и системой водоотлива. Теперь и свет, и чистый воздух остались в прошлом. Ямы-водосборники, сохранившиеся с древних времен, были загорожены плитами, но после поломки генератора, Тиль приказал их открыть, поэтому приходилось внимательно смотреть под ноги.
Кобальт нес догорающую лампу ракушечника, и ее сухое потрескивание отдавалось недобрым шепотом от холодных известняковых стен, сочащихся влагой. Пятно тусклого света плыло далеко впереди Кая, и он старался напрягать все чувства, чтобы не свалиться в очередной водосборник. А еще в голову лезли разные мысли о стуканцах и прочей нечисти, которая, по словам суеверных гномов, населяла пещеры. Разум и логика уступили место слуху, инстинкту и интуиции. Пару раз Кай едва не свернул в боковые ветви, но вовремя замечал свет ракушечника. А затем обливался потом, представляя, как ломает шею на дне колодца или тонет в глубоководном сифоне. Однажды, когда еще работали мощные фонари, Тиль провел его в один из боковых проходов и показал галерею, состоящую из череды колодцев, соединенных между собой перелазами. Глубокие отвесы, вертикальные стволы породы, уходящей в вечную тьму, сифоны с быстрым течением и звук падающей в бесконечность воды убедили Кая, что ходить следует исключительно по одному маршруту и лучше в сопровождении кого-нибудь из обывателей.
Наконец, они вышли на относительно ровный участок, и Кай, собрав силы, догнал гномов. Тупэ и Кобальт вели оживленный разговор на излюбленную гномами тему – о том, у какой семьи рудник лучше. Кобальт перешел к Тилю Голубоглазому после того, как его родную шахту, лежащую где-то на юге, затопило прорвавшимся водным потоком.
– Говори, что хочешь, но у вас там хорошо было, – заявил Тупэ. – Мощность большая, кровля крепкая, угольной пыли и метана вообще нет. А главное – сухо!
– Сухо было только зимой, – ворчливо поправил его Кобальт. – Летом на нижних уровнях всегда заливало, обвалы из-за этого часто случались. Идешь, а тебе кусок на голову прилетает.
– А торкретирование проводили?
Кобальт фыркнул, мол, конечно, но Тупэ не унимался:
– С армированием?
Кай не любил долго молчать, а тишина тоннеля наводила на него тоску, поэтому он бесцеремонно вклинился в разговор гномов:
– Послушайте, – окликнул он их, – а если генератор починить не сумеем, как же работать будем?
– Как раньше, – отрезал Кобальт, смерив Кая недовольным взглядом. – Рыть топорами уголь, загружать его на ослов и вытаскивать на поверхность.
– А ослов, где возьмем?
– У Святой Варвары, – хмыкнул Тупэ и сунул в руки Кая лампу из ракушечника. Намек был понятен: коли болтаешь, значит, есть силы нести больше.
Кай не хотел нести еще и поклажу гномов, поэтому замолчал и хмуро уставился на тусклый брусок, отливающий серебром. Гномы принялись обсуждать буровую установку, которую предстояло тащить.
– Хорошая машина, – мечтательно протянул Кобальт. – Добрая. Я три месяца на ней пилотировал. Подумать только, у бурового жала максимальное
