Тони посмотрел на меня долгим взглядом, поставил свой бокал… Не знаю, чего я ждала – что он одним движением смахнет все со стола и уложит меня на него? Или сгребет борцовским захватом и разорвет платье в лоскуты? Но Тони осторожно задул свечи. Я напряглась – вот, сейчас… И тут вспыхнул свет. Я заморгала, как застигнутая врасплох сова, - от неожиданности и от недоумения.
- Так будет лучше, - стоя у двери, Тони улыбнулся фирменной улыбкой голливудского маньяка.
«О, мсье знает толк в извращениях», - хотела сказать я, но подумала, что вряд ли он поймает смысл анекдота, а объяснять не было никакого желания. Желание было совсем другое.
Он медленно – невыносимо медленно! – подошел ко мне и так же медленно расстегнул молнию на платье. Я потянулась было к пуговицам его рубашки, но он остановил мою руку.
- Не торопись, - прошептал Тони, прикусив мочку моего уха.
Он снял с меня платье, нежно касаясь груди, живота, бедер, и от каждого его прикосновения по телу разбегались жгучие волны. Колготки послушно последовали за его пальцами. Я села на кровать, сбросила туфли, стряхнула колготки. Тони, наклонившись, целовал мои колени и пальцы ног. Все так же медленно он избавил меня от остатков одежды, мимолетно лаская каждый уголок моего тела, которое, казалось, вопило от нетерпения.
- Ты садист? – прошептала я?
- Да, моя милая, - усмехнулся Тони и вдруг резким рывком выдернул из-под меня скользкое покрывало. Я упала на спину, и он накрыл меня прохладной тканью, которая на мгновение остудила мою горящую кожу, но при этом раздразнила еще сильнее. Я стиснула зубы и впилась ногтями в ладони, попав на ссадины, оставшиеся с прошлой ночи. Но и боль не смогла унять возбуждение.
Тони стоял передо мной и по-прежнему неторопливо снимал с себя одежду, позволяя мне видеть каждое его движение. Он смотрел мне прямо в глаза, не отрываясь, и мне казалось, что я тону. Эта пытка была такой сладкой, такой мучительной…
Наконец на нем не осталось ничего. Далеко не каждый мужчина в раздетом виде выглядит лучше, чем в одетом. На Тони я, наверно, смогла бы смотреть бесконечно, если бы… В конце концов, как долго может голодный рассматривать роскошный стол, роняя слюни на скатерть?
Я отодвинулась от края, дав Тони место рядом с собой. Он сидел передо мной на коленях, продолжая эту невероятную муку. Подняв мои руки на спинку кровати, он начинал долгое дразнящее движение - от кончиков пальцев, по тыльной стороне предплечий, легко касаясь подмышек и груди. Путешествие продолжалось по животу и внутренним сторонам разведенных бедер, с короткими, будто случайными ласками самых потайных мест, а заканчивалось на кончиках пальцев ног. Потом этот маршрут повторяли его губы и язык – и все начиналось сначала. Только с каждый разом прикосновения, такие легкие, невесомые в начале, становились все тяжелее, они давили, словно его пальцы и губы проникали вглубь моего тела через кожу.
Я тысячу раз поблагодарила его мысленно за включенный свет – мне хотелось видеть все, и я вдруг поняла тех, кто увешивает спальню зеркалами. Я кусала губы, с трудом сдерживая стон, и тянулась ему навстречу, не в силах больше терпеть. Когда Тони наконец резким внезапным толчком вошел в меня, вселенная вдруг оказалась не снаружи, а внутри меня. Она взорвалась ослепительной вспышкой, разрывая меня на молекулы и атомы…
К восторгу примешалась тонкая струйка досады: мне хотелось разделить этот ядерный взрыв с ним. Но Тони продолжал двигаться, все ускоряя темп, и я поняла, что это было только начало, первая ступень восторга, а впереди ждал новый неведомый уровень, куда я еще никогда не поднималась.
Когда мы одновременно достигли последней вершины, наслаждение было настолько острым, что молнией промелькнула странная мысль: прекраснее может быть только смерть…
Все, что было дальше, я помнила какими-то обрывочными кадрами. Кое-как отдышавшись, мы долго исследовали друг друга, проверяя, что кому нравится, а что нет. Ленивые, пресыщенные ласки сменялись жадными и разнузданными. Потом мы ели холодное карри, в постели, прямо из кастрюли, руками – потому что Тони забыл взять вилки, а я его не отпустила. Мы выковыривали из риса кусочки курицы и кормили друг друга. Потом пили вино, по очереди отхлебывая из горлышка.
Кажется, я сказала, что устала и хочу спать. Тони на руках понес меня в душ. Он намыливал мою кожу лимонным гелем, я снимала пену с себя и намыливала его, и это было таким возбуждающим, что, разумеется, все закончилось еще одним сеансом опасного секса. Опасным он был, впрочем, только потому, что мы рисковали поскользнуться на мокром поддоне и что-нибудь себе сломать. Обо всем остальном Тони позаботился сам – к моему то ли облегчению, то ли разочарованию.
Потом мы все-таки уснули, тесно прижавшись друг к другу. В пять часов он разбудил меня. Только-только рассвело, в окно заглядывало серенькое туманное утро.
- Пора, моя хорошая.
- Какого черта? – спросила я по-русски и пояснила по-английски: - Мы никому ничем не обязаны. Мы взрослые люди. Зачем нам прятаться? Почему я не могу остаться здесь?
- Потому что нам придется соблюдать элементарные приличия. То есть притворяться, что в стенах этого дома между нами сугубо платонические отношения. Что у нас и мест-то таких нет, которыми можно сделать что-то неприличное.
Я рассмеялась и начала одеваться.
- Позвони мне днем, - шепнул Тони, целуя меня на прощанье.
