втором курсе. А по кому тогда сходила с ума Люська? Вот уж точно не помню. Но кто-то определенно был, потому что новость о женитьбе Питера не произвела на нее абсолютно никакого впечатления. Ну, женился и женился, велика важность.
- А почему они развелись?
Известие о разводе тоже упоминалось в одной из открыток и произвело не большее впечатление. А потом Люська об этом вообще не упоминала.
Тони поморщился, мне показалось, что говорить о бывшей жене Питера ему не очень приятно, и вообще он жалеет, что вспомнил о ней.
- Света, там была не очень красивая история, Питер не любит об этом вспоминать. И вообще…
- Я поняла, об этом не говорят, так?
- Ну… Да. Пожалуй. Кстати, мы уже опоздали к чаю. Не хочешь зайти ко мне? У меня есть данди.
- Что есть, извини?
- Фруктовый кекс в коробке.
- Чай для англичанина – это святое? – засмеялась я.
- А ты как думала? Как футбол и королева.
Мы подъехали сразу к гаражу, где Бобан наводил блеск на свой мини. И как только он помещается в такой божьей коровке? Посмотрев на нас, он кивнул и отвернулся. Тони поставил машину в бокс, и мы поднялись к нему.
- Устала? – спросил он, наливая воду в чайник.
Я молча кивнула, скинула кроссовки и растянулась на диване. Странное дело, я провела в этой комнате всего одну ночь, а чувствовала себя здесь как дома. Тони поставил чайник на плиту, достал из шкафа чашки, коробку чайных пакетиков, сахар и кекс. Пока чайник закипал, он сидел рядом со мной и нежно массировал мои ступни. Я мурлыкала и потягивалась, как кошка.
Идиллия закончилась ровно в тот момент, когда я откусила первый кусочек кекса и отпила глоток чая. Зазвонил телефон. Диалог шел в основном с противоположной стороны, на долю Тони пришлось несколько «да» и несколько «хорошо». При этом он мрачно смотрел на меня и покусывал губу.
- Что-то случилось? – робко спросила я, когда он закончил разговор.
- Да нет, ничего особенного. Это Питер. Просто мне придется поехать в Лондон. Уладить кое-какие банковские дела. Хочешь со мной? Можем остановиться в квартире Питера, у меня есть ключи.
Я уже открыла рот, чтобы согласиться, но тут вспомнила о Маргарет. Вот ведь паскудство!
- А когда? – спросила я осторожно.
- По-хорошему надо бы сегодня. Не позже восьми, чтобы к ночи быть в Лондоне, а завтра прямо с утра в банк. Но я сегодня весь день за рулем. Не с Бобаном же ехать. Поэтому придется выезжать часа в четыре утра. Как ты? Сможешь проснуться?
Так… Маргарет сказала, что нам понадобится вся ночь. Не могу же я сказать ей: прости, давай отложим, я уезжаю с Тони. И Тони не могу сказать: прости, мне тут надо с призраком пообщаться. Хотя… может быть, он и понял бы. Но все равно – не могу я ему ничего такого сказать, без ее разрешения.
И тут живот поперек будто ножом вспороло. Я глубоко вздохнула и зажмурилась покрепче, чтобы перетерпеть боль. А ведь Маргарет предупреждала. А я не поверила. Вот и решение проблемы – вполне уважительная причина, чтобы остаться дома. На самом-то деле вот этот удар кинжалом в бок был просто сигналом: боевая готовность номер раз. В течение часа после этого организм вывешивал на башни революционные флаги, боль стихала, и я жила дальше как ни в чем не бывало – на зависть несчастным теткам, страдающим от болей и спазмов все пять дней подряд. Но Тони об этом знать было совершенно не обязательно.
- Что с тобой? – испугался он.
- Это самое, - прошипела я, складываясь вдвое, -
- А, месячные, - сказал он так просто и естественно, что я почувствовала себя жеманной викторианской барышней, которая драпирует ножки рояля, чтобы те не выглядели слишком голыми. – Жаль, что не сможешь. Так сильно болит?
- Дааа, очень сильно, - продолжала шипеть я. – И сейчас я поползу прямо в постель. Прости, мне тоже очень жаль.
- Ну что ты, не за что просить прощения. Бедная ты моя. Тебя проводить?
- Не надо, Тони, доползу потихоньку.
Мы поцеловались на пороге, он сказал, что вернется в среду, и пообещал звонить при любой возможности. Я подхватила рюкзак и поплелась к дому. Джонсону, который попался навстречу в холле, сказала, что ужасно себя чувствую и обедать не буду, отвергла предложения вызвать врача или принести аптечку и из последних сил вскарабкалась по лестнице на второй этаж.
В моих комнатах хоть и убрали, но проветрить забыли. Я открыла окно и рухнула на кровать. Через час, когда боль улеглась, я здорово пожалела о том, что отказалась от обеда, но было уже поздно. Оставалось только ждать, когда слуги сядут за стол, чтобы пробраться в Люськин рай для кусочников.
