– Здорово, товарищ!
– Здравствуй, – нехотя ответил парень.
– Никак, у Захара Денисовича в работниках?
– Ага.
Федор подошел поближе, продолжая расспросы:
– Давно живешь?
– Четвертый месяц, с зимы.
– Почем же платит?
– Руль и харчи. – Парень оживился и заблестел глазами. – Гутарют, что дед за трояк тебя сладил и на евоном ходишь? Правда, аль брешут?
– Правда.
– Нагрел меня Захар-то… – огорченно заговорил парень. – Сулил набавить, а сам помалкивает. Работать заставляет как проклятого, – уже озлобляясь, загорячился он, – в праздники то же самое… Свою одежу сносил, а он ни денег, ни одежи не дает. Вишь, в чем на Пасху щеголяю? – Парень повернулся задом, и на спине его, сквозь расшматованную вдоль рубаху, увидел Федор черный треугольник тела.
– Как тебя звать?
– Митрий. А тебя?
– Федор.
Из Захарова двора донесся гнусавый голос хозяина:
– Митька! Что ж ты, сволочь, баз не затворил?.. Иди загоняй быков!..
Митька вспугнутым козлом шарахнул через плетень и, выглядывая из густой крапивы, поманил Федора пальцем. Федор перелез через плетень, выбрал в саду место поглуше и, усадив рядом Митьку, приступил к агитации.
XVI
Каждое воскресенье вечером уходил Федор на игрища и там знакомился с другими ребятами, работавшими батраками у хреновских богатеев. Всего по поселку было восемнадцать человек батраков, из них пятнадцать – молодежь. И вот этих-то пятнадцать батраков стянул Федор всех вместе и положил начало батрацкому союзу.
Уходя с игрищ, где парни из зажиточных дворов охальничали с визгливыми девками, Федор подолгу говорил с ними, убеждая примкнуть к комсомолу и принудить хозяев к заключению договоров.
Вначале ребята относились к словам Федора с насмешливым недоверием.
– Тебе хорошо рассусоливать, – кипятился сутулый Колька, – у тебя хозяин вроде апостола, а доведись до мово, так он за комсомол да за договор вязы мне набок свернет!..
– Небось не свернет! – возражал другой.
– И свернет, ежли будешь один! А ты думал – как? Один палец, к примеру, ты мне сломишь, ажник хрустнет, а ежли все их – да в кулак сожму – тогда сломишь? Нет, брат, я тебе этим кулаком жевалки вышибу!.. – под дружный хохот говорил Федор. – Вот в такой кулак и мы должны слепиться. Довольно мы хозяевам за дурняка работали! Все вы получаете – кто рупь, кто полтину, а я трояк и работаю легче вас!..
– Верна-а-а!.. – гудели голоса.
Собирались обычно ночью, за гумнами, и просиживали до кочетов.
На пятое воскресенье Федор внес такое предложение:
– Вот что, братва, вчера поделили траву, не ныне-завтра зачнется покос, давайте завтра объявлять хозяевам, пущай повышают жалованье и заключают договора, а нет, – мол, бросим работу!..
– Нельзя так! Дюже круто!..
– Нас повыгоняют!
– Без куска останемся!..
– Не выгонют! – багровея, закричал Федор. – Не выгонют, затем что на носу покос! Гайка у них ослабнет – без работников остаться!.. Нельзя так жить! Батрачком спрашивает: вы как наняты? Один говорит: мол, я хозяину родня; другой – «живу по знакомству». А за вас, окромя вас, никто хлопотать не будет!
После долгих споров на том и порешили.
Наутро поселок заволновался и загудел, как встревоженный выводок оводов. Вот-вот покос, а в самых богатых дворах забастовали батраки…
Утром Федор, услышав крик, выбежал за ворота.
Захар Денисович с ревом выкидывал на середину улицы пожитки Митрия, а тот с решительным видом собирал их в кучу и глухо бубнил:
– Погоди, погоди! Просить будешь, да не вернусь!..
