зверинец Божий, а люди, скоты, звери и птицы суть фигуры и херувимы, сиречь возики, везущие вечности сокровище.
Просит Иезекия, сидящего на херувимах, дабы избавил от поругания нетленную свою деву – Библию, и сих-то очей его в ней откровения просит: «Открой, Господи, очи твои и видь». О сем же просит и Соломон: «Да будут очи твои открыты на храм сей день и ночь». Тогда они не днем, а только ночью открываются, когда тень только и фигура болванеет. Открываются они Вениамину и братии его.
«Воззрев очами своими, Иосиф увидел Вениамина». Но Вениамин, сверх вечера, и рано еще кушает.
«Взалчут на вечер…» «Отвращу очи мои от вас». «Исполнилося утром…»
Открываются Закхею: «Воззрев Иисус…» Открываются Давиду: «В свете том узрим
Во всех таких как содержатся внутри их, так и открываются
Они называются затем
«Сын львов Иуда, радостотворные очи его…»
«Первородный юнец – доброта его». «Твоим ли повелением возносится орел?» «Поднял вас, как на крыльях орлих, и привел вас к себе». «Очи твои на мне…» (Иов).
Вот зачем херувимских сих животных представляет Иезекииль крылатыми, четвероногими, многоглазыми, везущими колеса многоглазые. «На его место, если видели
Предел 11-й
О снах фараоновых
Толкует сие сам Иосиф: «Семь лет суть». Как суббота, так и 50-й год есть чертог Вышнего. А можно догадаться и из сего, что все колосья, как и захариевские семь лампад, из одного стебля происходят, чего в нашем мире не видно.
Не сходны ли солнце и колос?.. Что ж нужды в кошельках, если в них золото то же? «Всякая плоть – сено, и все как риза обветшает, а мысли в них Божии и те же». Когда солнце просвещает, вино веселит, а хлеб укрепляет, тогда не велика разнь. Давидова речь о свете мешает пшеницу, вино и елей. «Знаменился на нас и прочее».
Мне кажется, сон фараонов значит ночь и тень взятых от египетских священников и пусто у них почитаемых сих фигур, внутри которых прозрело израильское око вечной мысли и похитило в свою пользу. «Сон фараонов один есть». Тьма только одна египетская в сих словах, а сила в них Божия. «Как истинно будет слово, которое от Бога». Затем и сон повторен. Один его, другой колос Божий. «И был вечер, и было утро…» Сии-то колосья рвали и терли апостолы в субботу. Помогла им суббота, а без нее встретило бы их то, чем принял еврейский сфинкс – сильный князь Иефай всех ефремитов. Он всех их переколол, не решивших задачу сию: «Скажите колос (шиболет – по-еврейски)»[191]. И не смогли сказать так. «И взял их и заколол». Смерть, голод, яд и урод есть Библия, от
Видно, что ефремиты о днях первых и летах вечных с Давидом не помышляли, а с апостолами не думали о субботе. Не взошло им на ум догадаться, что всякая трава в третий день, а день
В сей светлейшей всех своих чертогов палате, почивая, прекрасный наш Иосиф (прилагатель) фигурной своей системе, восходящим и заходящим солнцем очам мира, растущей и увядающей траве, всякой плоти свет, толк и вкус прилагает, обновляя лицо фигур и сам на всякую свою похвалу прилагая. Дoлжно только из всей твердости вызвать его, обрезать ему волосожарные лучи, снять одевающий его свет и всю ветошь отослать на запад. Тогда останет и вознесется Господь единый. «Возлег, почил…» «Почил в день седьмой».
Предел 12-й
О жертве авраамской
Богатая сия и великолепная фигура солнце есть тучная жертва Богу. Семь суббот, семь коров, худость наша, а тук Божий. Наш: голодный вечер, а его утро сытое. Тук есть то же, что в захариевских лампадах елей: и просвещающий и насыщающий. Сию-то «возьми мне телку трехлетнюю», – велит Бог Аврааму. Подняв он жертву в разум
Увидел из ковчега голубицу, взирающую выше потопных вод, и сказано ему, что сие зачатое в сердце его вечности зерно превратится в тлень языческих фигур, пожертое ими, и всяк потопчет, как подлое, но что сему подавляющему языку сам он даст суд и решение и что сие семя наследит всю
