Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов

Сие же то и написано: «К началам и к властям… к духам злобы поднебесным». Поднебесные духи злобы суть мечты плотского, скотского и зверского сердца, которому очи колет острый сей правды Божией меч: «Сатана, не мыслишь, что суть Божие, но что человеческое».

Любезная моя братия! Видите, сколь по всей Вселенной рассеял сатана семена свои! От его рода семян суть и сии блудословные сиренские[219] и блудогласные песенки:

Жесток и горек труд
Быть жителем небес;
Весел и гладок путь —
Жить, как живет мир весь.

И опять:

Святыня страждет без утех,
А злость везде свой зрит успех.
Какая польза быть святым?
Жизнь удачнее всем злым.

Сих услажденных своих вод хляби изблевая, ангельское око ваше остро провидит, сколь хитро погасил во всех сердцах божественный оный огонь: «Кто даст мне крылья?.. И полечу и почию». «Крепка, как смерть, любовь. Крылья ее – крылья огня…» «Кто нас разлучит от любви Божией?» «Согрелося сердце мое, и в поучении моем разгорится огонь».

Василисковым же ядом надыхнен мир, глух, как аспид, и холоден, как лед, сотворился к матери нашей, к премудрости Божией, согревающей нас в недре своем и утешающей. «Сын! Если поспишь, сладостно поспишь, если пойдешь, безбоязнен будешь, и радость будет на всех путях твоих». Сего ради не дивно, как все уклонились вместе. «Не сладок Бог» и «Нет Бога» есть то же[220]. Растлели и омерзели в самых началах и семенах своих, в самом корне сердца своего.

Кто может поднять на пути золото или бисер, мнящий быть нечтось бесполезное? Какой тетерев не дерзнет вскочить в сеть, почитая рогом изобилия? Какой агнец не устрашится матери, творящий ее волком, и не прилипнет к волку, творящий его матерью? Не вините мира. Не винен сей мертвец. Отнят сему пленнику кураж, выколото око, прегражден путь; связала вечными узами туга сердце его.

Какая туга? Когда что любят и желают мысли, тогда и плотское сердце внутри нас распространяется, раздувается, радуется[221], во время же огнушения стесняется, жмется, тужит, как недужный, отвращается от пищи и уста сжимает. Сатана, погасив огонь божества в мирском сердце, связал туго тугою, дабы оно вечно гнушалося Царствием Божиим и вовек не разрешилось к обретению его; дабы не воспело победной оной песни: «Сеть сокрушилася…» «Путь заповедей твоих тек, когда расширил ты сердце мое». «Желает и кончается душа моя…» «Сердце мое и плоть моя возрадовались…»

И когда пишется: «Да возвеселится сердце мое…», сие значит: «да закуражится». «Отвергнутая утешится душа моя…» – значит, не приемлет куража и желания. Отнять кураж, а навести ужас есть то – стеснить, затворить и связать душу, дабы она не веселилась, но тужила в благом деле. Сия есть престрашная обида, плен и убийство – растлить человека в самых мыслях и в сердце его, как в семенах и в корне его, как написано: «Растлели и омерзели в начинаниях своих», сиречь в главностях: подобны колесничному или корабельному бесноватому управителю. Не винен же мертвец, винен человекоубийца. Мир есть орех, червем растлен, слепец без очей и вождя, медведь, влекомый за ноздри свои, раб сатане, пленник дьяволу, львиная ограда. Какая ограда? Послушаем притчи.

Львиная ограда

Лев дремлющую дубраву с дебрями ее ограждает, дав ей одни врата, где и сам вблизи обитает втайне. Ограждает же не стеною и рвом, но своим следом. Как только голоден, так возревел. Звери, вострепетав, ищут спасения и, притек к спасительным путям, отскакивают вспять от львиного следа, дышущего в чувства их нестерпимым ужасом и преградившего путь. Убоявшись же там, где не было страха, ищут безопасного пути потоль, поколь приблизятся к вратам, где нет подлинно следа и нечувствителен правдивый ужас. Здесь уловляются. Вот врата ада! Здесь всему миру исход и кончина. Сатана «ловит, как лев в ограде своей и как львиный щенок, обитающий в тайных», всех тех, о ком написано: «Убоялися страха, где не было страха».

В сем страшном месте умолчал Михаил. Горние же военачальники, сидя на благокруглой дуге облаков, отдалися в размышления, взирая на круг земной и унывая, как разоряемый Содом или Вавилон пред собою видя. В само сие задумчивое время вместо уныния кураж, вместо же страха радость последующим словом нечаянно так возблаговестил Гавриил.

Путь спасительный

Он прежде запел песнь, а за ним все архангелы сию:

Сойдет архангел в Назарет ко Деве,
Приносит радость праматери Еве.
Радуйся, Ева! Радуйся, Дева!
Обрадованна.
Господь с тобою! Радость тобою
Всем будет данна…

Потом открыл цветущие уста в сей нетленный запах, благовествуя день ото дня спасение Бога нашего: посланник я есть не к единой деве Марии, но во всей Вселенной всех тех: «Господи, в чреве нашем зачал», всех зачав в утробе своей, и вместивших в сердце своем дух заповедей Господних, посещаю, ублажаю и целую сим целованием: «Радуйся, благодатная! Господь с тобою! Благословенна ты в женах!»

Сии суть правдивые матери Божии: ни от крови, ни от похоти плотской, ни от похоти мужской, но от Бога рождающие детей своих. Рожденное от плоти плоть есть, рожденное же от духа есть дух, освятивший сердца и утробы наши. Господи! Сей дух есть закон твой, посреди чрева нашего – путь, истина и жизнь. Мир многолюбящим его, и нет им соблазна. Мир на Израиля и на всех, которые правилом сим жительствуют; мир на них и милость! Внимай, небо, и скажи… Жизнь безопасна; есть то путь сладкий – путь Господень. Любезные мои братья! Отвратите от